[Вячеслав Серёгин]

Недавно СМИ радостно возвестили о возвращении на сцену Бориса Моисеева, который в декабре прошлого года перенес инсульт. Он уже выступил на фестивале «Новая волна» в Юрмале и еще на ряде мероприятий. А в сентябре собрался ехать в большой гастрольный тур.

Однако многие обратили внимание, что, несмотря на все старания, сценические движения и особенно речь явно даются Борису с большим трудом. Невольно начали закрадываться сомнения – не слишком ли поспешны заявления о выздоровлении артиста. Своими соображениями по этому поводу с «Экспресс газетой» поделился бывший продюсер Моисеева Евгений Фридлянд, который работал с ним с 1997 по 2010 год. - На данный момент Боря Моисеев – глубоко больной человек, - печально констатировал Евгений Иосифович. - Ему надо лечиться. О каких гастролях может идти речь?! У моей бабушки в свое время был инсульт. И только через 10 лет она пришла в более-менее нормальное состояние. А через полгода после инсульта начинать гастролировать – это чистой воды безумие. Даже при минимальном количестве номеров с участием Бори это непомерная нагрузка. Ни один здравомыслящий человек не стал бы так над собой издеваться. Борю просто зазомбировало его нынешнее окружение. Эти люди не хотят ждать его выздоровления. Для них главное – сейчас что-то урвать и обеспечить себе кусок хлеба с маслом и икрой. И они внушают Боре, что нужно срочно ехать на гастроли и зарабатывать деньги. Креативным идеологом всего этого является его директор Сергей Горох. У него есть точный план, по которому он действует. А все остальные – водители, костюмеры, гримеры – просто не хотят напрягать отношения с Борей и во всем ему поддакивают. Сами о том не догадываясь, они исполняют расписанные им роли и помогают Гороху формировать у Бори нужное ему мнение.




Именно Горох всегда настраивал Борю против меня и был инициатором наших разводов. Мало кто знает, что первый развод случился у нас еще в 2003 году. К тому времени моими стараниями Боря стал собирать дворцы спорта и вошел в первую десятку гастролеров. На волне успеха у него, видимо, произошла переоценка собственной значимости. И Горох убедил его, что он может обойтись без меня. Мы с Борей не работали ровно год. И за это время из успешного гастролера он превратился в артиста, не собирающего и ползала. К счастью, ему хватило мужества и здравого смысла прийти ко мне и сказать: «Без тебя плохо. Давай снова работать вместе!». А через несколько лет с подачи Гороха опять начался какой-то саботаж. Для Бори были готовы более десяти новых песен. Благодаря использованию внутренних резервов, их себестоимость была минимальной – не более 5-6 тысяч долларов. Но Боря не спешил записывать эти песни. То принимал их, то не принимал. А параллельно пытался что-то делать сам. Покупал на стороне песни по 15 тысяч долларов, на которые не оказывалось никаких прав. Потом по 50-60 тысяч долларов пытался поставить эти песни на «Русское радио». В общем, делал огромное количество нелепых ошибок. В результате год у него ничего не происходило. А потом это затишье было поставлено мне в вину. Боря стал говорить, что у меня слишком много артистов, и ему уделяется мало внимания, а он хочет иметь менеджмент, который занимался бы исключительно им. Эти мысли усиленно заливались ему в уши Горохом. В какой-то момент я устал с этим бороться и прекратил сотрудничество с ним.

Результатом годовой самостоятельной деятельности Бори стал инсульт. На мой взгляд, Борю просто изнасиловали. Загнали непрофессионально организованными гастролями и огромным количеством совершенно не нужных телесъемок, которые, как сдача крови, не проходят бесследно. Кроме того, во время нашей совместной работы значительное количество негатива я замыкал на себе. Боря у меня был защищен от ненужных переживаний. Например, когда отменялись его концерты из-за протестов верующих. А после того, как мы расстались, вся негативная информация стала доходить до него полностью. Это, конечно, тоже отразилось на его здоровье. О случившемся у Бори инсульте я узнал раньше, чем об этом сообщили СМИ. Но к тому моменту Боря уже находился в центре ОАО «Медицина». И связь с ним была только через Гороха. Я сразу начал предлагать ему свою помощь. В Израиле мои друзья, с которыми я вместе учился в медицинском институте, много лет занимались реабилитацией после инсультов. И они были готовы безвозмездно подключиться к лечению Бори. Но Горох мне сказал, что этот вопрос курирует чуть ли не лично Президент России, и моя помощь не требуется.
Потом, когда Борю перевели в клинику неврологии РАМН, мы с Игорем Николаевым договорились его навестить. Тогда же к нему должна была приехать Пугачева. В этот момент Горох спешно улетел в Вильнюс. Видимо, ему не хотелось встречаться с нами и иметь бледный вид по поводу клиники, где находился Боря. Действительно, это было очень грустное зрелище. Было видно, что в нее давно не вкладывались деньги. Все-таки на дворе 2011-й год. И серьезные лечебные учреждения просто оборудованы иначе. Пока больной находится в коме или хотя бы не встает с постели, в такой клинике еще можно находиться. Но, когда человек уже приходит в себя и начинает ходить, он должен видеть вокруг себя тот комфорт и уровень сервиса, к которому он привык в обычной жизни. А если он видит затертый линолеум и обшарпанную мебель, ничего, кроме удручающего впечатления, на больного это не производит. Видимо, в данном случае решающую роль сыграла стоимость лечения. За пребывание в центре ОАО «Медицина» нужно было платить. За первые три дня там выставили счет на 200 тысяч рублей. А лечение в клинике неврологии было бесплатным. Поэтому Горох и настоял, чтобы Борю перевели туда.

Самое смешное, что навестить Борю в этой клинике мне так и не удалось. Как мне потом рассказывали, Горох, находясь в Вильнюсе, звонил лечащему врачу и говорил: «Делайте, что угодно, но Фридлянда нельзя допускать до Бориса Михайловича!». Судя по всему, это было связано с тем, что я один из немногих людей в его окружении, кто мог адекватно оценить сложившуюся ситуацию. Боря даже иногда обижался на меня из-за этого. Все пели ему дифирамбы, говорили: «Какой ты офигенный!». А я всегда прямо высказывал ему свое мнение вне зависимости от того, приятным оно было или нет. Так или иначе, когда я приехал в клинику, лечащий врач уперлась рогом и отказалась пустить меня к Боре. Никаких внятных аргументов, почему мне нельзя с ним увидеться, она привести не смогла. Наоборот, в таком состоянии встреча с любым близким человеком способствовала бы выздоровлению. Но врач даже не захотела сообщить Боре о моем приезде. Сослалась на то, что он сам якобы не хочет со мной встречаться. Насколько я слышал, по распоряжению Гороха, к Боре не пускали также его близких родственников – родного брата из Канады и родную сестру из Израиля. Вероятно, причина была та же самая.

В течение двух месяцев я пытался договориться с Горохом, чтобы Борю все-таки осмотрел мой врач из израильской клиники. Это та самая клиника с дельфинарием, где лечили Николая Караченцова. Там есть большое количество русскоязычных специалистов – логопедов, невропатологов, реабилитологов. Но Горох и слышать ни о чем не хотел. В конце концов, когда Боря уже вышел из клиники неврологии, я в отсутствие Гороха привез врача из Израиля прямо в городскую квартиру Бори на Краснопролетарской улице. В этот момент там шли ремонтные работы. Пятнадцать маляров в защитных масках красили стены и потолки. Все было буквально пропитано парами ацетона. А посреди сидел Боря без всякой маски и дышал этой гадостью. Было видно, что он не может адекватно воспринимать происходящее. Мы были потрясены, что Горох на время ремонта не перевез Борю в его загородный дом в Барвихе и оставил больного человека в таких жутких условиях. Поскольку находиться в квартире было невозможно, общаться с Борей врачу пришлось на лестничной клетке перед лифтом. Он обнаружил у Бори несколько серьезных проблем. Это нарушение речи, проблемы с памятью, проблемы со счетом. «Ситуация непростая, тяжелая, - сказал врач. - Но не настолько, что ничего сделать нельзя. Годовая реабилитация может вернуть его к нормальной жизни». Увы, к его рекомендациям никто не прислушался. После этого Боря еще некоторое время эпизодически занимался с логопедом. А потом и вовсе забросил лечение.

Сложившаяся ситуация выгодна тому, кто распоряжается всеми делами Бори. Когда я работал с ним, у меня была пятилетняя доверенность на ведение всех его дел. Я имел право подписывать любые документы от его имени. Уверен, что у Сергея Гороха сейчас есть такие же полномочия. Когда-то я помог Боре на очень выгодных условиях купить дом в Барвихе. За две недели я привел 10 покупателей – Сашу Маршала, Аркашу Укупника, Игоря Николаева, «Гостей из будущего» и других. И мы все по 300 тысяч взяли дома, которые в то время уже стоили по 600 тысяч. Так вот этого дома в Барвихе у Бори больше нет. Он недавно продан. Причем, намного дешевле, чем за него предлагали год назад. Тогда человек был готов купить его за 2 миллиона 200 тысяч. Но Боря отказался. А сейчас дом ушел всего за 1 миллион 300 тысяч. К чему была такая спешная распродажа?! Зачем Боре понадобились эти деньги? Предположим, что он в состоянии ехать на гастроли. Я даю руку на отсечение – достаточно объявить об этом, и выстроится очередь промоутеров из 20-30 городов, которые принесут ему предоплату по 10 тысяч долларов каждый. А если Боре не хватает на жизнь, на лекарства и на обслугу, дом в Барвихе можно было сдать за 10-15 тысяч долларов в месяц. Плюс сдать квартиру в Болгарии и квартиру в Юрмале. И жить в своей любимой квартире на Краснопролетарской улице.