Третий год по России нас бурей швыряет
Третий год по России нас бурей швыряет,
Третий год греюсь я у походных костров,
Третий год я людей, дорогих мне, теряю
В мясорубке страшнейшей из всех катастроф.
Не дойдя до Москвы, не добравшись до Крыма,
Я застрял средь России, объятой огнем.
Небеса скрыты пологом черного дыма -
Нас не видит господь, мы забыли о нем.
Все теперь позади: лихорадка сражений,
Радость наших побед, горечь наших утрат,
И кошмар отступлений, и боль поражений,
И последний тот бой, наш последний парад.
Ах, ma chere Natalie! Как тебя вспоминаю,
Комом в горле становится злая тоска.
Я тебя потерял, где теперь ты, не знаю -
Дай-то бог, чтоб в Париже, а вдруг в ВЧК?
Ты теперь бы, должно быть, меня не узнала,
А узнав - ужаснулась тому, чем я стал.
Помнишь ли упоенье последнего бала?
Ах, каким все прекрасным тогда я считал!
Вот и кончился бал, господа офицеры!
И вчерашний лакей гонит нас от ворот...
Ни любви, ни России, ни славы, ни веры!
Торжествующий хам, веселящийся сброд!
Ах, Мишель, mon ami! Как всегда был ты весел!
Ты б утешил меня или что-нибудь спел...
Я в тот день восьмерых комиссаров повесил,
Но тебя одного я спасти не успел.
Как герои, погибли Орлов и Голицын,
Помню смерть Трубецкого, и как схоронил
Своего денщика, что в бою за Царицын
Своей грудью от пули меня заслонил.
Позади у меня - лишь кресты да могилы,
Впереди - только кровь бесполезной борьбы,
И надежд - никаких! Дай мне, господи, силы
Не лишиться рассудка от этой судьбы!
Я теперь - атаман полупьяного сброда,
Офицер без фамилии и без погон...
Чем мои лучше "слуг трудового народа"?
Так же грабят, насилуют, жрут самогон.
Да, не все таковы, и других есть немало -
Тех, что мстят за родных и поруганный кров,
Только нет никого, кто меня понимал бы,
Эти люди и я - из различных миров.
Вот сегодня опять улыбнулось мне счастье -
Я хозяин округи на 2-3 часа:
Подойдут регулярные красные части,
И опять оступать нам придется в леса.
И теперь я сижу в кабаке у дороги,
И меня развлекает трактирная шваль.
Веселись, атаман! Позабудь все тревоги!
Утопи в русской водке тоску и печаль!
И хрипит грамофон о былом, о далеком,
Песнь о чистой любви в этом грязном углу...
Слушать нет больше сил! Это слишком жестоко,
Ради бога, снимите с пластинки иглу!
Все погибло навек. Что ж теперь нам осталось?
Только мстить за Россию, друзей и себя,
Только драться, про жалость забыв и усталость,
Да сидеть в кабаках, о минувшем скорбя.
Вот сегодня опять в исполнение мести
Пятерых коммунистов повесили в ряд.
Я узнал одного. Мы учились с ним вместе.
Но он стал комиссаром и сам виноват.
Впрочем, все ни к чему... Все теперь бесполезно:
Слишком поздно, уже ничего не спасти,
И Россия повисла над адскою бездной -
И вперед ей нельзя, и назад нет пути.
Цари убит, веры нет и отечества тоже,
Кровь и смерть, беспощадный бессмысленный бой...
Как же ты допустил это, Господи Боже?
В чем же так провинились мы перед тобой?
Моя гибель, наверное, не за горами,
Лишь одна мне надежда на этой войне -
В православном французском каком-нибудь храме
Natalie панихиду отслужит по мне.
|