С лета 1945 года она выступала сольно, и некоторые критики пытались ее критиковать за то, что в ее репертуаре не нашлось места для патриотических песен. Тем не менее, в послевоенный период певица находилась на пике своей популярности. Многие композиторы и поэты предлагали ей свои произведения, понимая, что имя Шульженко гарантировало зрительский успех. Сама Шульженко рассказывала: «Я ищу песню - значит, я смотрю, слушаю десятки песен. Как же приходит ощущение, что вот эта песня - моя, эта тоже, а другие - нет, не мои? Ответить на этот вопрос легко тогда, когда я могу предъявить к произведению конкретные претензии: допустим, оно мне кажется недостаточно выразительным или глубоким, не нравится музыка, холодным и скучным представляется текст. Но ведь бывает и так: всем хороша песня, а я просто слышу, как превосходно может она прозвучать в чьем-то исполнении... Только не в моем. Мы с ней чужие друг другу». Клавдия Шульженко не слушала никого, кроме тех, для кого пела. О ее непростом характере ходили легенды. Чтобы успешно выступить, она запросто могла с кем-нибудь поругаться перед выступлением. Директор ленинградского Театра эстрады специально нанимал рабочих, которых Клавдия Ивановна перед выходом на сцену отчитывала «за нерадивость». Конферансье Иван Шепелев, иногда выступавший с Шульженко в концертах, рассказывал об эпизоде, произошедшем в 1978 году в казахском городе Усть-Каменогорске на стадионе во время празднования Дня победы. Петь Клавдии Ивановне мешал постоянно ее снимавший молодой фотокорреспондент. На замечания Шепелева и Шульженко он не реагировал, и тогда взбешённая Клавдия Ивановна во время фортепианного проигрыша песни «Давай закурим» в микрофон на весь стадион послала его на три заборные буквы. Фотограф был настолько поражен, что сумел вымолвить только: «Что?» А Шульженко снова повторила ему свое послание.
Клавдия Шульженко много гастролировала по стране, записывала новые песни, и была признанным кумиром советской эстрады. Песней, получившую долгую счастливую жизнь от Клавдии Шульженко, стала песня Эдуарда Колмановского «Вальс о вальсе» на стихи Евгения Евтушенко. Стремясь расширить тематику и обогатить форму эстрадной песни, Шульженко обратилась к сюите Соловьева-Седого «Возвращение солдата» и симфоническому вальсу Хачатуряна к драме Лермонтова «Маскарад». Певица смело осваивала пространство эстрадной площадки, с мастерством драматической актрисы создавала характер героини, одновременно показывая свое отношение к ней. Песни в исполнении Клавдии Шульженко приобретали глубину, второй план и живое дыхание. Руки Шульженко во время исполнения находились в движении, мимика, и поворот головы иллюстрировали текст. Танцевальные ритмы танго, фокстрота, и особенно - вальса, делали песни Шульженко легко запоминающимися. На протяжении полувека Клавдия Шульженко оставалась лидером советской лирической песни, оказав огромное влияние на Майю Кристалинскую, Эдуарда Хиля и других эстрадных исполнителей. «В эти свои вечера К.И.Шульженко пела только о любви, писала И.А.Василинина. - Она пела, говорила, шептала любовные признания. Была раба любви и ее госпожа. Она превозносила это великое и таинственное чувство и смеялась над ним. Была отвергнута, брошена, забыта и снова счастлива, желанна, любима. Она утверждала, что любви все возрасты покорны. И заставляла безоговорочно верить этому. Царила на сцене женщина, певица, актриса. Царила вновь. Десять дней над входом Государственного театра эстрады висел плакат: «Все билеты проданы». Десять дней на дальних подступах к театру спрашивали: «Нет лишнего?» Десять дней счастливчики, заполнившие зрительный зал, с нетерпением ждали открытия занавеса... Так в октябре 1965 года проходил в Москве Первый фестиваль советской эстрадной песни».