Сергей Шишков
Любая война – это, прежде всего, кровь и слёзы, то самое неприглядное, что всплывает в такие времена.
В этом цикле стихов Юрием Борисовым обозначалась тема Гражданской войны, которая в России исключением не была. Были зверства, как со стороны красных, так и со стороны белых, был холод, голод, была жестокая бессмысленная бойня и внутренняя опустошённость людей, защищавших ту, единственную и уходившую от них, Россию.
Юрий Борисов в своих стихах не описывал войну, а только затрагивал эту важнейшую тему. Хотя и называют эти стихи «белогвардейскими», но они скорее не об этом.
Поэт размышлял о не осуществившемся духовном порыве целого поколения людей, оставленного один на один со своей бедой.
Эта тема у Борисова как бы подготавливалась издалека ностальгическими петербургскими мотивами. Ещё не было революции и Гражданской войны, но уже возникло это желание увидеть юных и полных жизни военных юнкеров, которые впоследствии будут честно погибать за свою родину.
Таково стихотворение с названием «Ностальгическая». Это ностальгия по поводу не случившихся историй в его жизни.
Ностальгическая
Заунывные песни летели
В край березовой русской тоски,
Где над детством моим отзвенели
Петербургских гимназий звонки.
Под кипящий янтарь оркестрантов,
Под могучее наше “Ура!”
Не меня ль государь-император
Из кадетов возвел в юнкера?
Откуда у автора это желание услышать «петербургских гимназий звонки», это «могучее наше «Ура», это желание узнать «не меня ль государь – император из кадетов возвёл в юнкера?». А может это желание возникло у поэта ещё в детском доме, как тоска по несбывшимся событиям в его жизни.
Но вот вопрос: почему «заунывные песни летели В край берёзовый русской тоски»?
Свой ностальгический ответ заключается в словосочетании «над детством моим отзвенели», то есть, минуя его, заунывные песни из императорского Петербурга полетели по просторам России.
И вновь поэт находит необыкновенную по своей красоте метафору «Под кипящий янтарь оркестрантов», которая создаёт необычайно торжественное вступление и настроение всему стихотворению.
В синем небе литавры гремели
И чеканила поступь война.
И не мне ли глаза голубели,
И махала рука из окна?
Мчались годы в простреленных верстах
По друзьям, не вернувшимся в ряд,
Что застыли в серебряных росах
За Отечество и за царя.
Не меня ли вчера обнимали
Долгожданные руки – и вот,
Не меня ли в чека разменяли
Под шумок в восемнадцатый год?
Прочитав стихотворение, создаётся впечатление, что автор очень искренен в своём желании встать в ряд в этими юнцами, «что застыли в серебряных росах За Отечество и за царя», мысленно примеряя мундир офицера белой армии.
Та Россия – страна курсисток и корнетов, страна шиньонов и эполет, представлялась Борисову эпохой чистоты чувств. Отсюда и какое-то его мистическое обручение с романтикой белого движения, обреченного на гибель.
Видно очень хотелось поэту одеть эту форму офицера царской армии. И он её одел, примеряясь сыграть роль в телефильме "Жизнь Клима Самгина". И судя по сохранившейся фотографии, она бы ему, безусловно, подошла бы, хотя этого не случилось.
Это его одно из немногих чисто петербургских стихотворений.