Во время гастролей в Свердловске Завадский пришел на сбор труппы взвинченный, раздраженный. Что-то сказал насчет игры Раневской в прошедшем спектакле.
— Не делайте мне замечаний. Они неточны и неинтересны.
Стопка карандашей полетела на стол, Завадский, побагровев, вскочил.
— Вон из театра! — пронзительно закричал он.
Таким его не видели никогда.
Раневская встала со своего места. Она заполнила собой зал, выросла над партером, ее поднятая рука протянулась над сценой:
— Вон из искусства!»
Раневская ущла из театра Моссовета в 1956 году.
Раневская получила на Котельнической двухкомнатную квартиру в начале 50-х. Квартира считалась высшей категории — две смежно-изолированные комнаты, небольшой холл, просторная кухня, черный ход и подземный гараж внизу. Ставить туда Фаине Георгиевне было нечего. За всю жизнь — ни машины, ни дачи. Не накопила. Черный ход почти сразу пришлось заколотить. Категория была высшая, квартира плохая. В окна дуло, слышимость — почти идеальная. Когда по утрам в булочной разгружали лотки и с треском швыряли ящики, казалось, что во дворе идет перестрелка. С другой стороны дома находился кинотеатр «Иллюзион». «Живу над хлебом и зрелищем» — это была дежурная шутка.
Далеко от центра, от театра, от своих — от Павлы Леонтьевны, пока она была жива, — в общем, все неладно, все, как всегда. «Вы же знаете, я бытовая дура...»
Однажды поехала со знакомыми за холодильником. Естественно, не нашла нужной модели. Возвращаясь на такси, проезжали через площадь Революции с вырастающнм из какой-то странной прямоугольной штуки Марксом.
«Что вы хотите, — глядя на облокотившегося уродца, произнесла Раневская, — видите, Маркс вылезает из моего холодильника».
Разве что с соседями повезло. Этажом выше — Светлана и Сергей Майоровы. Спустя почти тридцать лет после Баку судьба распорядилась поселить рядом своих.
В том же подъезде — обожаемый и обожающий ее Твардовский.
«Здравствуйте, моя великая соседка!» Иногда они вместе гуляли в сквере неподалеку. Однажды живший в том же доме Никита Богословский, воздев руку, крикнул: «Привет, старуха!» Твардовский побагровел: «Можно я его изобью?»
Раневская удержала: он добрый, талантливый, и, знаете, он не всегда так здоровается.
Часто приезжали Уланова, Рындин. Неподалеку жила Вероника Витольдовна Полонская — подруги ее называли Норочка — последняя любовь Маяковского, слышавшая роковой выстрел, когда выходила из квартиры на Лубянке. Этого Раневская ей простить не могла. «Бедный, бедный, никто его не любил, и Норочка... как она могла!» Заходила Татьяна Тэсс, особа, «приближенная к кругам» (имелось в виду КГБ), писавшая актрисе длинные, обстоятельные письма о своих трудностях, в частности о поездке в Англию на очередной форум, и сладкоречивые, сиропные статьи, называемые Раневской «сопли в сахаре». Это была крайне деловая и состоятельная дама, подробно интересовавшаяся кругом знакомств Раневской, полагавшая, что она является лучшей подругой «милой Фаины».
— Богата-а-я! - говорила про нее Раневская. И добавляла в тон: — А попросишь занять, скажет: «Нет, Фаиночка, вам будет тяжело отдать». Изобретательная форма отказа.