[Вячеслав Серёгин]

О влиянии женщин на творчество великих людей!!! Женщины в жизни великих и знаменитых людей
А.П.Чехов.(писатель)
Интимнейший друг женщины.

Бурная сексуальная жизнь Антона имела две особенности: во-первых, связи кратковременные, во-вторых, они встраиваются в технологию литературной работы.
Первый пункт связан с сексологическими представлениями 1870 – 1880-х годов. Женщина провоцирует мужчину на бесконтрольную и длительную трату энергии, истощение физиологическое и творческое. Второго Антон боялся больше всего, поскольку вполне сознательно и очень упорно шел к литературной славе и достиг ее уже в 26 – 27 лет.
Но Чехова тянуло именно к сексуально активным «женщинам-внушающим-страх». Речь не идет о психосексуальном расстройстве, как это описано у Захер-Мазоха; речь идет исключительно об эротических фантазмах, которые все же управляют поведением (например, стратегией выбора женщин, построением сюжета, выбором литературных прототипов), но без радикализма полноценной перверсии. В результате возникает женофобия, сцепленная с тягой к «опасным женщинам», которые страх стимулируют; отсюда и постоянно ощутимое присутствие этих тем, как и литературных кодов Захер-Мазоха в художественном мире Чехова. Все это описано у Фрейда. Чехов – классический пациент Фрейда.
Самые страстные женщины находились в публичных домах, поэтому Антон из бардаков до определенного возраста не вылезает. Сексологические доктрины того времени исключали женский оргазм из состава нормы («порядочная» женщина фригидна, «строга», асексуальна).
Второй пункт связан с технологией литературной работы. Чехов целенаправленно знакомился с дамами, а потом все подсмотренное и подслушанное превращал в текст. Из этой беспощадной технологии и выросло великое знание женской психологии, прославившее Чехова: «Душечка», «Ариадна», «Дама с собачкой», «Дом с мезонином», «Анна на шее» - шедевры абсолютные. Здесь не только стиль, но и знание подлинное; ничего придуманного, «постмодернистского».

Реалист в высшем смысле

Можно привести пример того, как пересекались пункт первый и пункт второй.
Больше всего Чехова-мужчину и Чехова-писателя притягивал эгоистический тип женщины, добивающийся полной сексуальной подчиненности жертвы. Черты этого типа он находил в Дуне Эфрос, ставшей героиней рассказа «Тина», и других женщинах. Сведения были собраны, отфильтрованы, каталогизированы и потом переданы героине «Шампанского» Наталье Петровне, хищной Ариадне, хищной Ольге Дмитриевне («Супруга»), Аркадиной. Примечательно, что Чехов отверг любовь Лики Мизиновой, ставшей прообразом Нины Заречной, но легко пошел на короткий (ноябрь 1893 – февраль 1894 г.) роман с «властной госпожой» Яворской. Она возбуждала в Чехове «сразу наслаждение и отвращение» и оказалась одним из прототипов Аркадиной. Сам Чехов, видимо, старался изображать Тригорина
У Чехова, как и у Тригорина, все идет в дело, он реалист в высшем смысле, и любые переживания и наблюдения «снимаются» с себя и сразу обращаются в литературу. Для него это обычно: неизменный успех у женщин, близость с ними он провоцирует и после использует для дела, как этнограф, живущий в изучаемом племени. Потом все – от «астрономки» Ольги Кундасовой (стала любовницей Антона Чехова в 1883 г. и оставалась ею в течение двадцати лет) до Лили Марковой (ее Чехов лишил девственности) - получают справку о знакомстве и надежду попасть в какой-нибудь рассказ, пьесу и в целом в историю русской литературы. Для новых рассказов, повестей и пьес нужны новые впечатления, без этого не будет точности в деталях, которая так поражает читательниц Чехова.
Так работал литературный аппарат, именуемый «писатель Антон Чехов».
К этому остается сделать только три примечания. Во-первых, не все наблюдения Антона Павловича вошли в литературу. Например, это касается «брака втроем», участниками которого были Чехов, актриса Лидия Яворская и писательница Татьяна Щепкина-Куперник. Чехов с интересом наблюдал в 1893 – 1894 гг. лесбийскую любовь Лидии и Татьяны. В его художественный мир столь изысканная смесь токайского и шабли проникнуть категорически не могла. В России, несмотря на успех романов «Нана» Э. Золя и «Девица Жиро, моя супруга» А. Бело, лесбос оставался лишь сюжетом научных текстов по медицинской патологии. Кстати, и переводы указанных романов были очень урезанными.
Во-вторых, Чехов всегда сопротивлялся природе семьи как точке зарождения сексуальности, считая его местом бесполезной траты жизненной энергии. Более убежденного, тонкого и бесшумного, чем Чехов, компрометатора и разрушителя традиционной семьи в русской классической культуре XIX века, пожалуй, нет.
В-третьих, у Чехова истории женщин, как правило, тяготеют к жанру сентиментальной пародии. Открытие Чехова заключено в том, что он извлек из пародии сентиментальный эффект. Секрет жгучей трогательности той же «Душечки» скрыт в безжалостной, чуть ироничной легкости, с которой описана жизнь персонажей. С такой же легкостью и безжалостностью к человеку относится и сама жизнь. Это и есть главное открытие Чехова. Оно тесно связано, с одной стороны, со знаменитой краткостью, которая не только сестра таланта (как указано в письме брату Александру от 11.04.1889), но и выражение беспощадной краткости жизни.

Ужасно странная свадьба

Женился Чехов на актрисе, игравшей Аркадину, - на Ольге Книппер. Что бы ни писали о несовпадении Книппер и Аркадиной, типаж, стиль – «очаровательная эгоистка» - был общим, и это Чехова еще влекло и возбуждало. Любовные письма Книппер-невесты к Чехову-жениху могли бы быть письмами Аркадиной к Тригорину. Их литературность несомненна: ощущая себя известными публике фигурами, оба писали в расчете на будущую публикацию и всеобщее чтение.
С самого начала целью Ольги Книппер было завлечь, поймать и удержать. Охота началась летом 1899 года. Едва они начали переписываться, как Книппер пригласила Чехова в совместную поездку на корабле из Батума в Ялту (около 800 км, сюжет «Морской болезни» А. И. Куприна, но с обратным распределением сюжетных функций), на что он дал письменное согласие 1 июля 1899 г. Целеустремленная Книппер охотится за Чеховым, ему это нравится, ибо все удачно совпало: нарциссы податливы на внимание и восхищение – пусть и в качестве охотничьих трофеев, а мазохисты стремятся быть объектами желания другого. Чехов словно входит в собственную пьесу.
Характерную деталь можно узнать из письма Немировича-Данченко Книппер от 27 октября 1899 г. Ольга играет Елену Андреевну в «Дяде Ване», Немирович очень недоволен ее игрой, делает ей замечания после первого спектакля: «Когда Астров ловит на пути, получается такое впечатление, что Елена уж очень скоро обрадовалась, что Астров вот-вот сейчас обнимет ее. Чуть ли даже не сама первая кладет свои руки на его» (кстати, Немирович был ее любовником и после того, как она вышла замуж). Это не Елена Андреевна, а Ольга Книппер с мужчинами всегда торопится.
Чехов хотел избежать помпезной свадебной процедуры, однако «Книпшиц» хотела рекламы себе и браку с великим писателем, настаивала на публичности, обвиняла Антона Павловича в эгоизме и в итоге своего добилась: в «Новостях дня» (которые Антон называл «Пакости дня») были помещены фотопортреты Книппер и Чехова, причем фото Книппер заслуживает особого внимания, потому что это результат специальной постановки. На фотографии (она потом не перепечатывалась в книгах) Книппер изображена в белом платье, сидящей в кресле в позе победительницы, на полу у ее ног – шкура (нем. «Pelz») волка с красиво оскаленной пастью. Это не простая фотография, а сообщение: с одной стороны, напоминание о реплике Астрова о Елене Андреевне: «Вам нужны жертвы!»; с другой стороны, метафора добычи, которую принесла охота на Антона, а также намеки на «охоту» в смысле «желания» («Lust») и, возможно, на Захер-Мазоха, на «Венеру в мехах» («Venus im Pelz») или, например, на рассказ «Дикие», в котором описана охотница Домаха, убившая гигантского медведя, волков и лисиц.
На 33-летней Домахе Чехов неожиданно женился в точном соответствии со своей теорией – когда риска задержать творческое движение вперед не было и энергии, которую можно было бы растратить, уже просто не осталось. Риска здоровью женитьба тоже составить не могла – здоровья просто не осталось. Его проза достигла абсолютного совершенства и при его жизни прочно вошла в «золотой фонд» – стремиться и тут было практически некуда. Дно жизни обозначилось вполне определенно – оставалось три года.
Получилась «ужасно странная свадьба», как выразилась одна из жемчужин чеховского «гарема», и «антибрак», образцовый во всех отношениях: от раздельного проживания (в разных городах, что Чехов планировал задолго до женитьбы, еще в 1895 г.) до равнодушия жены к здоровью смертельно больного мужа. Друзья и знакомые Чехова отчетливо видели, что его жизнь в браке лишена счастья, понятно это было и впоследствии.
Назвать актрису Ольгу красавицей не решился никто. Тяжелый подбородок «Книпшиц» (как стала именовать ее Мария Павловна Чехова после женитьбы брата) означал немецкую волю, а большой рот - повышенную чувственность. Она знала, чего хотела, и сумела марьяжа добиться, даже не побоявшись заболеть туберкулезом (на что обратили внимание Лу Андреас-Саломе и Зощенко).
Комедия, которую Чехов разыграл и персонажем которой себя напоследок сделал, - женитьба на «актрисульке» и совершенно ненужная с медицинской точки зрения поездка с женой в южную Германию, на курорт Badenweiler, где через месяц после отъезда из России, успев отправить сестре восемь бодрых писем, Чехов умер и вернулся на родину в «вагоне для перевозки свежих устриц», уже в замороженном виде. Жизнь пробежала от рождения до смерти с непристойной быстротой и завершилась пуантом пошлости, который в художественном тексте показался бы приемом нарочитым и слишком грубым.