Указать не имеющему большой известности поэту, что писать стихи
тот по большому счёту не умеет и что лучше нечего и пробовать, --
ход, не единожды использованный Ивановым.
Для пародии важна эффектная концовка. К чести Иванова надо
сказать, что вариациями на темы "Потому что пародист тоже хочет
есть" и "Не писал стихов -- и не пиши" он далеко не ограничивал-
ся. Чутьё на хороший стиль у него было немалое.
Большинство пародий Александра Иванова -- придирки к некоторым
неудачным словам. Хорошо, если у пародируемого автора попадались
и другие неудачные слова из того же ряда.
Прицепиться к нескольким неудачным словам -- это просто и не
убедительно. Много сложнее -- прицепиться к стилю, тематике:
хотя бы потому, что неудачно выражаться случается каждому сплошь
и рядом, тогда как узнаваемый стиль свойственен только немногим
авторам, а к тематике в условиях развитого социализма придирать-
ся было опасно.
Пародия, эпиграмма, если они не совсем разгромные, являются
разновидностями рекламы, поэтому не очень популярные авторы заис-
кивали перед популярным Ивановым, который заделался одним из ре-
гулировщиков общественного внимания.
Вообще говоря, пародия привлекает и как форма критики, и как
игра ума, которому нечем больше заняться. Ей не обязательно быть
смешной, чтобы отвечать своему назначению, но смешная пародия
всё-таки много эффектнее несмешной.
У Иванова пародии зачастую не смешные, а только остроумные. Он
прочитывал их на своей телепередаче под конец её, когда публика
уже была разогрета действительно смешными вещами других авторов и
готова была хохотать даже по небольшим поводам. Поэтому Иванов и
производил впечатление человека, способного сильно смешить.
Как все нормальные люди, литераторы непрочь погрызть друг друга
при случае, а интеллигентные читатели -- непрочь при случае по-
грызть не любимых (или не безоговорочно любимых) ими за что-
нибудь авторов. Пародист Иванов кстати подсказывал "грызунам"
поводы для грызения, и этим он тоже был любезен пишуще-читающей
общественности.
Литературный критик -- как правило, не Белинский: не имеет
целью струнить и направлять массу литераторов сообразно своей
жёсткой миссионерской морали, не готов выступать один проив всех
и вопреки всему. Его личная цель -- всего лишь вписаться в
"литературный процесс", заставить других немного считаться с
собой, принудить делиться вниманием и деньгами. Литературный
критик много-много более, чем судья по уголовным делам, волен в
выборе объектов своего внимания, исследуемых качеств этих объек-
тов, оснований для оценивания, оценок. Далее, если судью можно
найти законную управу, то на критика -- практически нет (конечно,
можно просто надраить ему физиономию, но тогда рискуешь познако-
миться и с судьёй).
Свободы у критика много, но не очень. Популярный литературный
критик -- такой же конъюнктурщик, как и популярный писатель:
должен выполнять "социальный заказ" и держать шеренгу. Критик
даже более зависим от конъюнктуры, чем "первичный" автор: у того
хоть есть возможность напрямую обращаться к читателям -- минуя
журналы и издательства. А у критика круг его потенциальных чита-
телей значительно более узкий, и интерес к критику появляется
только при условии, что предварительно появился интерес к объекту
его критики -- "нормальному" автору.
Хотя литературные критики по большей части ВТОРИЧНЫ по отноше-
нию к просто-авторам (Белинский старался быть иногда первичным) и
где-то даже паразитичны и неявно вымогательствуют, они в принципе
скорее полезны, чем вредны. Культура ведь устроена не намного
проще биосферы, а в биосфере зайцам нужны волки почти так же, как
волкам -- зайцы.