http://www.bisound.com/index.php?nam...ile&id=9673214
Постой паровоз - Вопли Водоплясова
Бригада состояла из пяти человек: кондуктор - теперь бы его, наверное, назвали бы бригадиром, машинист, тормозной кондуктор (сидевший, кстати в будочке на тормозной площадке последнего вагона), помощник машиниста и кочегар. До революции кондуктор был чиновником 12-13 класса - уважаемым и чрезвычайно выскоооплачиваемым специалистом. Но уже в советское время такие кондукторы отошли в прошлое.
"В те времена, когда не все вагоны были оборудованы тормозами, последний вагон был особый. На ровном месте тормозил паровоз - с этим все ясно. А на крутых спусках паровозу тормозить было нельзя - вся масса вагонов просто посыпалась бы с рельсов. Поэтому последний вагон был особый - с тормозами. Скорее всего, тормоза эти были механические, поскольку в будке кондуктора был штурвал".
"Тормозили механическими тормозами, сейчас сохранившимися, как стояночный тормоз (в тамбуре пассажирского вагона можно видеть красные складные рукоятки, а у некоторых товарных вагонов есть "тормозные будки", где видны рукоятки тормоза - сейчас это будки охраны груза и т.п.), а для торможения машинист подавал сигнал свистком - по сигналу кондукторы приводили в действие тормоз, ВРАЩАЯ РУКОЯТКИ, был сигнал и на отпускание тормозов.
Тормоз Вестингауза был изобретён в 1868 году, но в России внедрён позднее. С 1931 года началось энергичное внедрение тормоза Матросова, близкого по конструкции, так что можно отнести создание песни к 20-м годам".
Мы уже уточняли, что песня создана ещё раньше. И уж, во всяком случае, раньше, чем родился Коля Ивановский. К слову: даже в те времена кондукторы не нажимали на тормоза, а вращали рукоятки.
******Вот кто-то с горочки спустился
Но есть и ещё одно обстоятельство. Дело в том, что в дореволюционном городском фольклоре существовало ещё одно (по крайней мере одно) упоминание о кондукторе, который выполняет не свойственные ему обязанности. Речь идёт о песне "Вот кто-то с горочки спустился". Да-да, о той самой, которая позже была переделана в знаменитую песню о милом в "защитной гимнастёрке".
Приведу несколько её куплетов:
Вот кто-то с горочки спустился,
Наверно милый мой идёт.
На нём голубенька рубашка,
Она с ума меня сведёт.
На нём цепочка золотая,
Цветок в петлице на груди...
Зачем, зачем я повстречала
Его на жизненном пути?
Куплю я ленту в три аршина -
Ты, ветер, ленту развевай!
Садится милый мой в машину -
Кондуктор, двери закрывай.
Далее героиня решает - "Пойду в аптеку, куплю яду", и даже несмотря на то, что "аптека яду не даёт", девица кончает жизнь самоубийством, успев произнести патетическую речь, обращённую к любимому.
Но для нас важно не это. Любопытна та роль, которую играет в песне кондуктор. Довольно странно, что он манипулирует дверьми в машине. Какой кондуктор может быть в машине?! Конечно, можно предположить, что героиня называет "машиной" конку (или даже трамвай), но там кондуктор тоже не занимался открыванием-закрыванием дверей, тем более никаких створок ни в конке, ни в трамвае не было. Закрывающиеся двери - более позднее изобретение.
Таким образом, мы видим, что странные кондукторы вполне вписываются в дореволюционный городской песенный фольклор, в то время как из советского - совершенно выламываются.
*******Песни нет, а её поют!
НО ЕСТЬ У БОРЦОВ ЗА АВТОРСТВО Ивановского ещё один аргумент, который кажется им железобетонным. Михаил Дюков, которого я искренне уважаю за его подвижническую работу по изучению русского шансона, вопрошает:
«Если эта песня старинная, то почему ее нет в репертуаре певцов начала 20-го века ни у советских, ни у эмигрантов?! В период 1-й мировой войны были популярны патриотические песни, но и среди них "Вот поезд тронулся" или нечто схожего по смыслу и тексту найти не удалось. Почему?
Может, ее просто тогда еще не написали?!
Я не поленился и пролистал "Русские народные песни" (достаточно обширный труд, около 300 текстов), там есть раздел "Солдатские и рекрутские песни", но ничего похожего на вариант Ж. Бичевской найти не удалось».
Я, конечно, ценю титанический труд Михаила, но для справки вынужден сообщить, что народных русских песен насчитываются сотни тысяч, если не миллионы. И тексты далеко не всех из них напечатаны даже в специальных сборниках. Сборник из 300 песен может считаться в этом море комиксом для дефективных подростков. Ещё пять-шесть лет назад я не мог найти «казачьего» текста песни «Течёт реченька». Сейчас в Интернете этих текстов с добрый десяток.
То, что песня не вошла в небольшой сборник, вовсе не значит, что её не существует. Даже если вы не найдёте её в ста сборниках, она может прекрасно звучать в то же самое время в народе. Потому что фольклор – это всё-таки устное народное творчество.
Дюков также ссылается и на то, что песня про паровоз не упоминается ни у Варлама Шаламова, ни у Дмитрия Лихачева, ни у Андрея Синявского, писавших о блатном песенном фольклоре. Ну, во-первых, это не совсем так. У Синявского как раз цитируются целых два куплета полного варианта песни:
А если заметит тюремная стража,
Тогда я, мальчишечка пропал!
Тревога и выстрел, и вниз головою
Сорвался с карниза и упал.
Я буду лежать на тюремной кровати,
Я буду лежать и умирать...
А ты не придёшь ко мне, милая мамаша,
Меня обнимать и целовать.
Правда, Синявский попал в места лишения свободы уже в 1965 году, так что ссылка на него не совсем корректна. Но заметим, что цитаты действительно принадлежат СТАРОЙ БЛАТНОЙ ПЕСНЕ. Хотя бы потому, что ряд исполнителей (включая Аркадия Северного) вместо "с карниза" поют "с барказа" (или - с баркаса). "Барказ" - на старой довоенной фене значит "тюремная стена" (см., например, у того же Лихачёва). В послевоенном и современном уголовном жаргоне этого слова нет, оно давно и прочно забыто.
Заметим ради справедливости, что оба эти куплета в варианте, который приписывается Ивановскому, отсутствуют. Зато присутствуют практически во всех исполнительских вариантах. Мы обращаемся к Синявскому лишь потому, что на него сослался сам Дюков. Увы, все перечисленные авторы - и Лихачёв, и Шаламов, и Терц-Синявский - цитируют в своих работах лишь незначительную часть классических блатных песен. Поэтому аргумент, что упоминание какой-то из них у данных исследователей уголовного фольклора отсутствует, должен быть признан (говоря юридическим языком) ничтожным.
Впрочем, что касается «рекрутской» дореволюционной песни о кондукторе и тормозах, она существует и до сих пор. Причём не только в репертуаре Жанны Бичевской, но и, например, в репертуаре ансамбля «Казачий строй» из Мариинска Кемеровской области. Позднее её записал на компакт-диск «Казачьи песни» (Polyphony Studio, Новосибирск, 2006) фольклорный ансамбль «КрАсота»:
Вот тронулся поезд в далекую сторонку.
«Кондуктор, нажми на тормоза!»
Я к маменьке родной с последним поклоном
Хочу показаться на глаза.
Летит паровоз по долинам и горам,
Летит он неведомо куда.
Я к маменьке родной заеду ненадолго,
А сроку мне представлено три дня.
«Не жить тебе, мама, ни с сыном, ни с внучкой,
Не жить со снохою молодой!
Осталась мне доля – семьёй моей стали
Лишь шашка да конь вороной».
«Прости меня, мама, прости, дорогая!» -
Вот все, что я маме скажу.
Теперь я не знаю, в каком диком крае
Я буйную голову сложу.
«Укрой меня, мама, молитвой с любовью,
А я за тебя помолюсь».
Прости меня, мама, спаси меня, Боже,
А может, я к маме вернусь.
Разумеется, и этот вариант племянник Николая Ивановского может назвать «переделкой» песни в исполнении Жанны Бичевской. Но о рекрутской казачьей песне, послужившей основой для блатного «Паровоза», упоминает и автор заметки о фольклорном казачьем фестивале «Атаманом будешь?», опубликованной в газете «Вечерняя Тюмень» (№39, октябрь нынешнего года).
В общем, если исследователю не удаётся чего-то найти, это ещё не аргумент в споре. Возможно, дело просто в добросовестности самого исследователя.