Помощь
Добавить в избранное
Музыка Dj Mixes Альбомы Видеоклипы Топ Радио Радиостанции Видео приколы Flash-игры
Музыка пользователей Моя музыка Личный кабинет Моя страница Поиск Пользователи Форум Форум

   Сообщения за день
Вернуться   Bisound.com - Музыкальный портал > РАЗНОЕ > Культура и Искусство

Ответ
 
Опции темы
  #11  
Старый 24.05.2013, 16:18
Аватар для Кудряшка298
Кудряшка298 Кудряшка298 вне форума
Постоянный пользователь
 
Регистрация: 24.09.2011
Сообщений: 3,304
По умолчанию

Цитата:
Сообщение от Вячеслав Серёгин Посмотреть сообщение
http://www.bisound.com/index.php?nam...ile&id=9312178

Граната (музыка,стихи и вокал Вячеслава Серёгина) по мотивам книги Р.Б. Гуля Ледяной поход.




Полк. С. задумал взять Сулин обратно. Но так как силы были неравны, то план, рассчитанный всецело на недисциплинированность и паничность противника, строился немного фантастично.

Ночью храбрейший офицер, георгиевский кавалер, шт.-кап. князь Чичуа должен с десятью офицерами пробраться в тыл большевистских поездов, взорвать пути, обстрелять, короче — «произвести панику в тылу противника», а отряд по этому сигналу ударит в лоб и с флангов на станцию.

Была холодная ночь. Дул сильный, колючий ветер... Часть отряда пошла прямо по железной дороге, а другая с полк. С. поехала на поезде, влево, по частной ветке.

Подъехали к будке, слезли. Вдали сквозь метель заревом светит Сулин. Князь Чичуа с десятью офицерами быстро ушел вперед. Артиллеристы устанавливают два орудия на бум, по направлению вокзала. Вся пехота пошла, скрылась в черно-белой степи...

Ночь черна, ни звезды. Ветер поднял в степи метель, носит белыми столбами снег, не пускает вперед и протяжно воет на штыках. Дорогу замело. Впереди проводник сбивается, разыскивает и ведет. Дошли до большого белого оврага, перелезли и остановились. По ветру доносился лай собак — это в Сулине. Теперь недалеко. Здесь будем ждать сигнала...

Метель не перестает. Ветер еще злее. Мерзнут руки, лицо, ноги. Каждый напряженно прислушивается: не будет ли сигнала — взрыва. Прошел час, прошел другой, а сигнала нет. Хоть бы скорее, думает каждый, пошли бы вперед, быстро, согрелись бы. Ветер с воем налетает, засыпает снегом. Люди жмутся один к другому, ложатся на снег. Свертывается один, второй, третий...

На белом снегу — темно-серое пятно — это все, плотно прижавшись друг к другу, лежат в куче, и каждый старается залезть поглубже, согреться, спрятаться от ветра. Один полковник ходит около серого пятна, постукивает ногами и руками и, волнуясь, ждет сигнала...

Выстрел!.. один, другой...

Темная куча зашевелилась, люди выскакивают и сразу как будто не холодно... Вот опять: та-та-та, пачками. И тихо...

«Видно, заметили наших»,— шепотом говорит кто-то.

«Перебили, может»,— еще тише говорит другой.

Та! — отдельный выстрел, и все замерло.

Опять один за другим ложатся, прячась от холода, и опять полковник ходит около темного пятна, но теперь он больше волнуется. «Знаете,— тихо говорит он мне,— боюсь, не попались ли. Подстрелят кого-нибудь — не уйдет ведь по такому снегу».

Скоро рассвет. Надо идти, а князя нет. Люди подымаются. Идем в вагоны, торопимся: рассветет — заметят.

В степи показались какие-то фигуры. «Смотрите, люди, вон люди,— зашептали один, другой,— вон, вон, с винтовками». Каждый хватается за винтовку, снимает с плеча, по телу пробегает холодная дрожь.

«Может, наши — князь»,— говорит кто-то.

Несколько человек идут вперед: «Кто идет?!» — «Свои, свои, князь»,— отвечают фигуры. Все довольны, винтовки на ремень, спешат к нашим. «Ну как? Это по вас стреляли?»

Князь докладывает полковнику: «Невозможно, г-н полковник: только стали к Сулину подходить, по нас караулы сразу огонь открыли; залегли, переползли, хотели другой дорогой — то же самое». — «Вот как, — охраняются хорошо, сволочи, а я думал, что они дрыхнут всю ночь. Ну, идемте, идемте, слава Богу, что никого не ранили...»

Вкатываем орудия на платформу, едем «домой», на Горную.

Только что приехали — ген. Абрамов показывает приказ:

немедленно отъезжать, противник пытается отрезать нас у Персиановки. Поезд, не останавливаясь, мчит к Новочеркасску. Успеем ли проскочить? Проехали Персиановку. Новочеркасск. В вагон вбегает офицер: «господа, Каледин застрелился!»— Быть не может?! Конец казакам, теперь на Дону — все кончено. Куда же мы пойдем??

Вечером приехали к Ростову. С вокзала отряд идет в казармы с песней, но песня не клеится, обрывается, замолкает...

Я с полк. С. поехал в штаб армии. Там суета. Полковника вызвал Корнилов. «Сейчас же поедете на Таганрогский фронт. Знаю, что вы устали, измучены, с фронта,— но больше некого послать, а там неладно».

Хопры

Утром. Мы на вокзале. На Таганрогский фронт. Ждем состава. На платформе публика. Добровольцы поют, и гулко разносится припев:

Так за Корнилова! За родину! За веру! Мы грянем громкое «ура!»

Кончили песню.

«Князь! Князь! Наурскую! Наурскую! Просим!!»

Все расступаются кругом, поют, хлопая в ладоши, а красивый мингрелец, князь Чичуа, несется по кругу в национальном танце...

«Браво! Браво!» — аплодисменты.

Подали состав. Шумно садятся в вагоны. Некоторых провожают близкие... Около нашего вагона подп. К-ой. Его провожает молодая женщина с добрым, хорошим лицом. Она плачет, обнимает и крестит его.

Сели. Едем... ст. Хопры. Здесь фронт. На путях несколько поездных составов: классные вагоны — штабов, товарные — строевых, площадки с орудиями.

Командует участком гв. полковник Кутепов{28}. Людей, как всегда, очень мало. На позиции — Георгиевский полк{29}. В нем восемьдесят солдат и офицеров. Зато штаб полный: командир, помощник, адъютант, зав. хозяйством, командир батальона, начальник связи и др. Мы стали резервом.

Мороз сменился оттепелью. Капает сверху, под ногами грязно. В товарных вагонах — холодно.

Раньше стоявшие здесь рассказывают: «Вчера бой был, сильный, понесли большие потери, но отбили и даже пленных взяли...»

«Там на станции сестра большевистская, пленная, и два латыша»,— говорит, влезая в вагон, прап. Крылов.

«Где? Где? Пойдем, посмотрим!» — заговорили...

«Ну их к черту, я ушел... Ну и сестра,— начал он,—держит себя как!» — «А что?» — «Говорит: я убежденная большевичка... Этих латышей наши там бить стали, так она их защищает, успокаивает. Нашего раненого отказалась перевязать...»

«Вот сволочь!» — протянул кто-то.

«Пойдемте посмотрим».— «Да нет, их в вагон приказано перевести».

Часть вылезла из вагона и пошла к станции. Немного спустя ко мне быстро подошел шт.-кап. кн. Чичуа:

«Пойдемте, безобразие там! Караул от вагона отпихивают, хотят сестру пленную заколоть»...

Мы подошли к вагону с арестованными. Три офицера, во главе подп. К., и несколько солдат Корниловского полка{30} с винтовками лезли к вагону, отпихивали караул и ругались: «Чего на нее смотреть... ея мать!.. Пустите! Какого черта еще!»

Караул сопротивлялся. Кругом стояло довольно много молчаливых зрителей. Мы вмешались.

— «Это безобразие! Красноармейцы вы или офицеры?!»

Поднялся шум, крик...

Бледный офицер, с винтовкой в руках, с горящими глазами, кричал князю: «Они с нами без пощады расправляются! А мы будем разводы разводить!» — «Да ведь это пленная и женщина!» — «Что же, что женщина?! А вы видали, какая это женщина? как она себя держит, сволочь!» — «И за это вы ее хотите заколоть? Да?»

Крик, шум увеличивался...

Из вагона выскочил возмущенный полковник С., кричал и приказал разойтись.

Все расходились.

Подп. К-ой шел, тихо ругаясь матерно и бормоча: «Все равно, не я буду, заколю...» Я припомнил, как его, плача, провожала и крестила женщина с добрым, хорошим лицом.

Солдаты расходились кучками. В одной из них шла женщина-доброволец... Они, очевидно, были в хорошем настроении, толкали друг друга и смеялись.

«Ну, а по-твоему, Дуська, что с ней сделать?» — спрашивал курносый солдат женщину-добровольца.

«Что? — завести ее в вагон да и... всем, в затылок, до смерти»,—лихо отвечала «Дуська»{31}. Солдаты захохотали.


Слава ! Браво! Какой ты молодец! На такую тему не легко писать песни , так проникновенно!Я горжусь тобой!
__________________
Нарисую улыбку стильную, ту, что смотрится сверхъестественно - я такая зараза сильная, Я - сплошное стихийное бедствие
Ответить с цитированием
  #12  
Старый 24.05.2013, 20:55
Аватар для Вячеслав Серёгин
Вячеслав Серёгин Вячеслав Серёгин вне форума
Живу я здесь
 
Регистрация: 01.10.2009
Сообщений: 73,358
По умолчанию У ген. Корнилова

Цитата:
Сообщение от Кудряшка298 Посмотреть сообщение


Слава ! Браво! Какой ты молодец! На такую тему не легко писать песни , так проникновенно!Я горжусь тобой!
Спасибо,Алёнка!

http://www.bisound.com/index.php?nam...ile&id=9547539

Скажи мне,полковник (музыка,стихи и вокал Вячеслава Серёгина) по
мотивам книги Р.Б.Гуля Ледяной поход.

У ген. Корнилова.

На другой день от офицеров отряда я и шт.-кап. князь Чичуа выехали в Ростов к ген. Корнилову просить его не разлучать нас с нашим начальником полк. С.

Было около 9-ти часов утра, когда пришли в переднюю штаба и вызвали адъютанта Корнилова, подпор. Долинского. Он провел нас в приемную, соседнюю с кабинетом генерала.

В приемной, как статуя, стоял текинец. Мы были не первые. Прошло несколько минут, дверь кабинета отворилась: вышел какой-то военный, за ним Корнилов, любезно провожая его.

Л. Г. был одет в штатский потертый костюм, черный в полоску, брюки заправлены в простые солдатские сапоги, костюм сидел мешковато.

Он поздоровался со всеми. «Вы ко мне, господа?» — спросил нас. «Так точно. Ваше Высокопревосходительство».— «Хорошо, подождите немного»,— и ушел.

Дверь кабинета снова отворилась: Корнилов прощался с штатским господином. «Пожалуйста, господа». Мы вошли в кабинет — маленькую комнату с письменным столом и двумя креслами около него. «Ну, в чем ваше дело? Рассказывайте»,— сказал генерал и посмотрел на нас. (Лицо у него — бледное, усталое. Волосы короткие, с сильной проседью. Оживлялось лицо маленькими, черными как угли глазами.

«Позвольте, Ваше Высокопревосходительство, быть с вами абсолютно искренним».— «Только так, только так и признаю»,— быстро перебивает Корнилов.

Мы излагаем нашу просьбу. Корнилов, слушая, чертит карандашом по бумаге, изредка взглядывая на нас черными проницательными глазами. Рука у него маленькая, бледная, сморщенная, на мизинце — массивное, дорогое кольцо с вензелем.

Мы кончили. «Полковника С. я знаю, знаю с очень хорошей стороны. То, что у вас такие отношения с ним,— меня радует, потому что только при искренних отношениях и можно работать по-настоящему. Так должно быть всегда у начальников и подчиненных. Просьбу вашу я исполню». Маленькая пауза. Мы поблагодарили и хотим просить разрешения встать, но Корнилов нас перебивает: «Нет, нет, сидите, я хочу поговорить с вами... Ну, как у вас там, на фронте?» И генерал расспрашивает о последних боях, о довольствии, о настроении, о помещении, о каждой мелочи. Чувствуется, что он этим живет, что это для него «всё».

В моем рассказе промелькнуло: «Я видел убитых на платформах». Корнилов встрепенулся, вспыхнул, блеснувшие глаза остановились на мне: «Как на платформах! в такую погоду! Почему?! разве нет вагонов?!» Ответить на вопросы я не могу. Корнилов взволновался, быстро пишет что-то на клочке бумаги. Разговор продолжался. В конце его Корнилов спросил, где мы служили на фронте, и, когда узнал, что в его армии, задержал нас, расспрашивая, а были там-то? а были в таком-то деле?

Генерал прощался. «Кланяйтесь полк. С.»,— говорил он нам вслед. Выходя из кабинета, мы столкнулись с молодым военным с совершенно белой головой. «Кто это?» — спрашиваю я адъютанта. Он улыбается: «разве не знаете? Это — Белый дьявол, сотник Греков. Генерал узнал, что он усердствует в арестах и расстрелах, и вызвал, кажется, на разнос».

Пройдя блестящий зал штаба, мы вышли. Корнилов произвел на нас большое впечатление. Что приятно поражало всякого при встрече с Корниловым — это его необыкновенная простота. В Корнилове не было ни тени, ни намека на бурбонство, так часто встречаемое в армии. В Корнилове не чувствовалось «Его Превосходительства», «генерала от инфантерии». Простота, искренность, доверчивость сливались в нем с железной волей, и это производило чарующее впечатление.

В Корнилове было «героическое». Это чувствовали все и потому шли за ним слепо, с восторгом, в огонь и в воду.

Казак Корнилов казался «национальным героем». Кругом же были «просто генералы». И когда я узнал от близких к Корнилову лиц про интриги вокруг него, я понял, что это происходит именно поэтому.
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Ответить с цитированием
  #13  
Старый 25.05.2013, 00:03
Аватар для Вячеслав Серёгин
Вячеслав Серёгин Вячеслав Серёгин вне форума
Живу я здесь
 
Регистрация: 01.10.2009
Сообщений: 73,358
По умолчанию Чалтырь

http://www.bisound.com/index.php?nam...ile&id=9988123

Дочка генерала (музыка,стихи и вокал Вячеслава Серёгина) по мотивам книги Р.Б. Гуля Ледяной поход.


Мы с князем возвращались на фронт. За несколько дней положение на Таганрогском фронте изменилось. Поднялись казаки ближайших станиц (вернее, их искусственно подняли, так как настроение казаков было неуверенное), и хорунжий Назаров{36}, начальник партизанского отряда, решил ударить с ними на село Салы, где, по сведениям, находились большевики. Разведки достаточной не было. Хорунжий бросился «на ура» и налетел на значительные силы большевиков с артиллерией.

Казаков разбили. Они в беспорядке бежали, оставив под Салами раненых и убитых. «Подъем» — упал, казаки замитинговали: «нас продали», «нас предали», «опять ахвицара!».

Подъезжая к Хопрам, мы застали такой митинг. Казаков пробует уговорить новый нач. участка ген. Черепов, но бесполезно: казаки решили расходиться по домам. Пробует уговорить их и священник ст. Гниловской с распятьем на груди{38}. Он поднимал казаков, ходил с ними в бой, но теперьего не слушают. «Чего нам говорить!» — «Сами знаем, что делать!» — «Идем по домам!» — «Нет, где этот начальник наш, туды его мать? Где он, мать его... Убежал, сволочь!»

Казаки разошлись. Их выступление только обострило положение. К нашему отряду придана часть кавалерийского дивизиона полк. Гершельмана, и мы двинулись к селу Чалтырь, на окраине которого и расположились.

Село Чалтырь — очень богатое. Жители его — армяне. Мы ждали радушного приема; но жители сторонятся нас, стараются ничего не продавать, а что продают, то по крайне дорогой цене.

В разговорах с ними пытаешься рассеять неприязненное отношение, но наталкиваешься на полное недоверие и злую подозрительность.

Стоим день. На другой, поздним вечером, получен приказ: отойти на Хопры.

Вышли в степь. Мороз, ветер, темь, метель. Засыпает снегом, трудно вытаскиваются ноги, колонна растянулась по одному... Идем, вязнем в снегу; остановились — дороги нет. Ветер налетает, гудит по винтовкам. «Провод телефонный ищите! по нему пойдем!» — кричит кто-то. Люди толпятся, как стадо, мерзнут, ругаются, лезут по снегу искать дорогу. Слышны голоса: «руку отморозил», «давай сюда винтовку!», «оттирай, оттирай скорей!». Начинается легкая паника. Трут друг другу руки, лица. Более слабые стонут.

Наконец нашли дорогу, опять поплелись по глубокому снегу. То и дело слышно: «пожалуйста, потри, потри, совсем замерзла, не слышу, ей-Богу...»

Кто-то едет навстречу, поравнялся с головой колонны, и все остановились. По ветру доносится раздраженный голос полк. С.: «так чего же раньше не телефонировали! Я людей обморозил!» — «Генег'ал отменил приказание,— отвечает лейб-улан. полк. Гершельман,— вам надо возвратиться в Чалтыг'ь».

Среди отряда ропот, ругань... «сволочи, это всегда у нас так!», «сидеть в вагоне—не в степи мерзнуть», «безобразие, не могли раньше позвонить!».

«Я впег'ед поеду, полковник»,— говорит Гершельман, садится в сани и скрывается в холодной темноте.

Повернули назад. Теперь еще холоднее, ветер бьет в лицо. Люди торопятся, сбиваются с дороги, еще чаще: «потрите, господа, ради Бога», «ох, не могу идти». Останавливаются кучки, некоторых оттирают, других еле-еле ведут под руки. «Господа, капитан в поле остался»,— кричит кто-то. «Ну, что же делать, из села пошлем подводу»,— отвечают другие, торопясь вперед.

Огоньки — пришли в Чалтырь. Поверка людей — трех недостает. В поле едет подвода и два офицера: искать.

Из ста двух человек 60 обморозились. Тяжело обмороженных отправляют на Хопры ив Ростов.

Полк. С. доносит, требует теплых вещей. «Выслано, выслано»,— отвечают из штаба, и мы ничего не получаем по-прежнему. Весь отряд обвязан бинтами, платками, тряпками...

__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.

Последний раз редактировалось Вячеслав Серёгин, 25.05.2013 в 00:21.
Ответить с цитированием
  #14  
Старый 27.05.2013, 16:00
Аватар для Вячеслав Серёгин
Вячеслав Серёгин Вячеслав Серёгин вне форума
Живу я здесь
 
Регистрация: 01.10.2009
Сообщений: 73,358
По умолчанию Бой

http://www.bisound.com/index.php?nam...le&id=10201104

Отступать нам некуда - Музыка,стихи и вокал Вячеслава Серёгина

(песня написана по мотивам книги Р.Б.Гуля Ледяной поход)


А ранним утром следующего дня в хату вбежал офицер: «господин полковник! большевики наступают!» — «Как, где?» — «Разъезды уже в село въезжают, а там показались цепи...»

В ружье! всем строиться! выходить!

День зимний, яркий. Торопясь, выбегают из хат люди, поблескивая на солнце штыками. Эта окраина села возвышенней:

видно, как к противоположной подъезжают конные — игрушечные солдатики, а на ярко-белой линии горизонта появились черные, густые цепи.

«Вторая рота построиться! Будем залпами стрелять по разъездам»,— кричит полк. С.

Рота вытянулась серой лентой. Лица напряженны, слегка бледны. Никто ничего не говорит. Щелкнули затворы, взлетели винтовки, шеренга ощетинилась.

«Ротта,— замерли,— пли». Гремит залп. Черненькие игрушечные фигурки-кавалеристы остановились, метнулись...

«Ротта—пли!»—Залп! Фигурки повернулись, вскачь несутся к цепям.

«Скачут, сволочи,— бросает полковник,— рота — пли».

Вж... вж...— шуршит в ответ шелковой юбкой первая шрапнель, и за нами вспыхивает белое, звонкое облачко.

«Перелет»,— говорит кто-то...

На взмыленной, задохнувшейся лошади подскакал ординарец: приказано отойти к Хопрам. Начали отступление. По белому, топкому снегу, блестящему миллионами цветов и блесток, растянулись черными пятнами две цепи, а сзади, застилая горизонт, густыми, черными полосами движутся на нас большевики.

«Смотрите, у них кавалерия на фланге»,— говорит кто-то.

Видно, как справа от пехотных цепей, мешаясь, неровно колышется кавалерия.

Глухой выстрел! приближаясь, свистит снаряд... по нас, по нас... нет... перелет... по первой цепи... с визгом и звоном взрывает белый снег граната, оставляя черное пятно. Люди упали. Все ли встанут? — нет, встали, цепь движется.

Чаще, чаще свистят, рвутся снаряды. Большевики движутся быстро, наседают, наседают...

Скачет второй ординарец: приказано занять позицию южнее станции Хопры — станцию оставили.

Перелезли поросший кустарником овраг, рассыпались по возвышенности и залегли.

Впереди открытая белая степь, по ней ползут черные полосы-цепи, влево и вправо от них уступами колышется кавалерия...

Над нами звонко рвутся белые облачка шрапнелей. Около нас с визгом роют землю гранаты...

Но вот и за нами приятно громыхнуло: наша бьет. Еще, еще, и через головы с воем уходят снаряды. Все жадно ловят: как разрывы?

«Недолет», «Хорош», «Прямо по цепям»,— слышится возглас...

Артиллерия бьет часто и метко. В цепях большевиков замешательство. Залегла первая — остальные остановились. Видно, как смыкаются, толпятся... «Смотрите, смотрите, товарищи митингуют!»

Вместо цепей на снегу уже пятна, неровные, колеблющиеся.

Вот опять медленно расходятся, передняя цепь двинулась вперед, наступают...

Рвутся их снаряды, и клокочут уходящие наши. Пулеметчик прижался к пулемету. Пулемет ожесточенно захлопал, дрожит, выбрасывает струйку белого дымка и рвется вперед, как скаковая лошадь. Пиу... пиу...— свистят, мягко тыкаясь, пули. Защелкали винтовки. Серые фигуры вжались в белый снег. Лица бледны, серьезно-ожесточенны. Глаза выбирают черные точки на противоположной дали, руки наводят на них винтовки, глаза зорко целятся...

Мы — горсточка. Единственная наша защита — артиллерийский огонь. Полк. С. зовет меня: «Сейчас же на будке возьмите лошадь, скачите к начальнику участка, доложите, что на нас наступают два полка пехоты, охватывают фланги батальона по два, кроме того, с флангов кавалерия... Спросите приказаний и не будет ли подкреплений...»

Я сажусь верхом. Усталая лошадь не хочет идти. Бью ее, скачу...

На крыше вагона офицер и генерал Черепов. Генерал в бинокль смотрит вдаль — на бой. Сидя верхом, приложив руку к козырьку, докладываю приказание полк. С. и прошу распоряжений.

Вдали слышатся разрывы снарядов, ружейная пальба и пулеметы...

Генерал Черепов секунду молчит. «Голубчик, доложите все это генералу Деникину, он здесь в поезде, в другом, сзади...»

Еду, ищу. «Вагон командующего?» — «Вон, второй вагон-салон...»

Спрыгиваю с лошади — вхожу в вагон. «Вам кого?» — спрашивает офицер в красивой бекеше и выходных сапогах. «Генерала Деникина, с донесением».— «Сейчас...» Выходит Деникин. В зеленой бекеше, папахе, черные брови сжаты, лицо озабочено, подает руку... «Здравствуйте, с донесением?» — «Так точно, Ваше Превосходительство».

Повторяю донесение... «Полк. С. приказал спросить, не будет ли подкрепления и не будет ли новых приказаний?»

Лицо Деникина еще суровее. «Подкреплений не будет»,— отрезает он.

«Что прикажете передать полк. С.?»

«Что же передать? Принять бой!» — с раздражением и резко говорит генерал.

Сажусь на лошадь. Проносится злобная мысль: хорошо тебе в вагоне с адъютантами «принимать бой». Ты бы там «принял». И тут же: ну, что же Деникин мог еще сказать? Отступать ведь некуда, подкреплений нет. Стало быть, все ляжем...

«Ну, что?» — кричит издалека полк. С. «Подкреплений не будет. Принять бой приказал ген. Деникин»,— отвечаю я, спрыгивая с лошади. «Деникин? Он здесь? Вы ему всё сказали?» — «Всё».— «И принять бой?» — «Да».—,<Стало быть, всем лечь. Хорошо»,— говорит полк. С., и в голосе его та же злоба.

Несут раненых. «Куда ранен?» — «В живот»,— тихо отвечают несущие.

Цепи наступают. С ревом, визгом рвутся гранаты, трещат винтовки, залились пулеметы. Все смешалось в один перекатывающийся гул...

Но вот первая большевистская цепь не выдержала нашей артиллерии, дрогнула, смешалась со второй.

По дрогнувшим цепям чаще затрещали винтовки, ожесточенней захлопали пулеметы, беспрерывно ухает артиллерия...

Большевики смешались, отступают, побежали... Отбили. И сразу тяжесть свалилась с плеч. Стало легко. «Слава Богу».

Смолкают винтовки, пулеметы, редко бьет артиллерия.

Полк. С. стоит около цепей на холмике. К нему идет ген. Деникин с адъютантом. Полковник рапортует. Деникин сумрачно смотрит на цепи. «А это что у вас за люди, полковник?» — «Это цепочка для связи. Ваше Превосходительство».— «Людей нет в цепи, а вы стольких отвлекаете для связи? Как же это, полковник? Ведь вы же «необыкновенный»...»{41}

Кончился бой. Смерклось. В тишине вечера молчаливо сходятся усталые люди...

Ночью, на краю оврага заняли маленькую дачу из двух комнат. Все повалились на пол, заснули мертвым сном.

Из караула приходит офицер, расталкивает смену: «вставай — смена!»

«Сейчас, ладно»,— бормочет тот спросонья, лениво встает, берет холодную винтовку и, потягиваясь, выходит на мороз из душной, битком набитой комнаты.

Всю ночь полк. С. посылает рапорта ген. Черепову с просьбой позаботиться о теплых вещах и довольствии, которого за день не получали...

Рассвет чуть бледнеет. Люди на ногах. Внутри неприятно тянет, сосет: «сейчас опять наступление, бой».

Вчера измятый снег розовеет. Выкатывается край багряного солнца. Люди лежат в цепи час, два. Но большевики не наступают, даже молчит артиллерия. От взводов остаются дежурные — остальные уходят греться.

Так стоим на этой позиции несколько дней. Мы не отдыхали с выхода на Сулин, почти все обморожены, теплых вещей — нет, довольствия — почти нет, многие заболели — уехали в Ростов.

Полк. С. просит о нашей смене. Долго отказывают. Наконец нас сменяет отряд «Белого дьявола» в 30 человек и кап. Чернов с 50-тью офицерами.

Мы едем в Ростов.
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Ответить с цитированием
  #15  
Старый 28.05.2013, 15:31
Аватар для Вячеслав Серёгин
Вячеслав Серёгин Вячеслав Серёгин вне форума
Живу я здесь
 
Регистрация: 01.10.2009
Сообщений: 73,358
По умолчанию Опять у Корнилова

http://www.bisound.com/index.php?nam...le&id=10201133
У атамана Бокова (Дочь генерала 2) Музыка,стихи и вокал Вячеслава Серёгина) по мотивам книги Р.Б.Гуля Ледяной поход.

Рано утром, с вокзала, полк. С. посылает меня с докладом к ген. Корнилову.

С обвязанным, обмороженным лицом, в холодных сапогах, в холодной шинели я пришел в штаб армии. У дверей блестящий караульный офицер-кавалерист грубо спрашивает: «вы кто? вам кого?» — «Я к ген. Корнилову».— «Подождите».— «Позовите адъютанта генерала, подпор. Долинского».

Вышел Долинский, провел меня в свою комнату, соседнюю с кабинетом генерала. «Подождите немного, там Романовский и Деникин, я доложу тогда... Ну, как у вас дела?» — любезно спрашивает адъютант. Я рассказываю: «...не ели почти три дня... обмерзли все... под Хопрами пришлось туго... Корниловцы на станции раненых своих бросили...» Он смотрит мимо меня: «Да, да... ужасно, но, знаете, у нас тоже здесь каторга...» — в чем-то оправдывается адъютант.

В кабинете смолкли голоса, в комнату вошел Корнилов. Я передаю записку полк. С. и докладываю. «Столько обмороженных!», «Не получали консервов?!», «До сих пор нет теплого!» — кричит Корнилов, хватаясь за голову. «Идемте сейчас же за мной».

Быстрыми шагами, по диагонали, генерал перерезает зал штаба, где все с шумом вскочили, вытянулись и замерли. Мы входим в кабинет нач. снабжения — ген. Эльснера. «Генерал, выслушайте, что вам доложит офицер отряда полк. С.»,— грубо говорит Корнилов, поворачивается и уходит.

Я докладываю. Эльснер нетерпеливо морщится: «Это неверно, все было выслано...»—«Не могу знать, ваше превосходительство, мы не получали. Мне приказано доложить вам». Он нетерпеливо слушает: «Не знаю, этого не могло быть, ваша фамилия?»

Я вышел в зал. Некоторые офицеры штаба бесшумно скользят по паркету новыми казенными валенками, другие шумно топают новыми солдатскими сапогами, а у нас на фронте ни того, ни другого. И здесь, как всегда и везде, фронт и штаб жили разной жизнью, разными настроениями.

Это ясно сказалось, когда полк. генерального штаба К. перебил рассказ полк. С. о тяжелом положении фронта своим возмущением: «Нет, вы знаете! Какое у меня кипроко вышло с Романовским! Вчера мне замечание! да в какой форме! в каком тоне!.. Ну, сегодня он ко мне обращается, а я такую морду сделал! раз, два, наконец, очень любезен стал...»

Последний день Ростова

В этот приезд в Ростове ощущалась необыкновенная тревога. Обыватели взволнованы, чего-то ждут, по городу носятся жуткие слухи о приближении большевиков, слышны глухие удары артиллерии. До Ростова уже начали долетать тяжелые снаряды из Батайска. На улицах появились странные, чего-то ждущие люди, собираются кучками, что-то обсуждают. Но штаб армии спокоен — и мы спокойно собираемся отдохнуть. Рано утром 9 февраля 1918 года, когда мы еще спали, в казармы вбежал взволнованный полк. Назимов: «Большевистские цепи под Ростовом!» — «Как? Не может быть?» — «Мои студенты и юнкера уже в бой ушли...»

Приказ: никому не отлучаться,— быть в полной боевой готовности. Вышли на двор (мы на краю города) —слышна артиллерийская, ружейная, пулеметная стрельба. Стоя здесь, мы очутились резервом.

С каждым часом стрельба близится. На дворе, около казармы уже рвутся снаряды. Артиллерия гудит кругом, и в три часа дня получен приказ: оставляем город, уходим в степи... мы назначены в арьергард.

Офицеры бросают свои вещи. Большая комната-склад завалена бекешами, выходными сапогами, синими, зелеными галифе, шапками, бельем. Некоторые торопливо переодеваются в лучшее — чужое. Некоторые рубят вещи шашками и сыпят матерную брань.

Мы в шинелях, с винтовками, патронташами, с мешками на спинах ждем выступления. В комнатах тихо. Все молчат, думают. Настроение тяжелое, почти безнадежное: город обложен, мы захвачены врасплох, куда мы идем? И сможем ли вырваться из города?

Откуда-то привели в казармы арестованного, плохо одетого человека. Арестовавшие рассказывают, что он кричал им на улице: «Буржуи, пришел вам конец, убегаете, никуда не убежите, постойте!» Они повели его к командующему участком, молодому генералу Б. Генерал — сильно выпивши. Выслушал и приказал: «отведите к коменданту города, только так, чтоб никуда не убежал, понимаете?»

На лицах приведших легкая улыбка: «так точно, ваше превосходительство».

Повели... недалеко в снегу расстреляли...

А в маленькой, душной комнате генерал угощал полк. С. водкой. «Полковник, ей-Богу, выпейте».— «Нет, ваше превосходительство, я в таких делах не пью».— «Во-от, а я наоборот, в таких делах и люблю быть вполсвиста»,— улыбался генерал.

Темнело. Кругом гудела артиллерия. То там, то сям стучал пулемет...

Вдруг в комнату вбежала обтрепанная женщина, с грудным ребенком на руках. Бросилась к нам. Лицо бледное, глаза черные, большие, как безумные... «Голубчики! Родненькие, скажите мне, правда, маво здесь убили?» — «Кого? Что вы?» — «Да нет! Мужа маво два офицера заарестовали на улице, вот мы здесь живем недалечека, сказал он им что-то... миленькие, скажите, голубчики, где он?» Она лепетала как помешанная, черные, большие глаза умоляли. Грудной ребенок плакал, испуганно-крепко обхватив ее шею ручонками... «Миленькие, они сказали, он бальшавик, да какой он бальшавик! Голубчики, расстреляли его, мне сказывал сейчас один».— «Нет, что вы,— тут никого не расстреливали»,— попробовал успокоить ее я, но почувствовал, что это глупо, и пошел прочь.

А она все твердила: «Господи! Да что же это? Да за что же это? Родненькие, скажите, где он?»

Я подошел к нашим сестрам: Тане и Варе. Они стоят печальные, задумчивые. «Вот посоветуйте, идти нам с вами или оставаться,— говорит Варя.— Мама умоляет не ходить, а я не могу и Таня тоже».— «Советую вам остаться: ну, куда мы идем? Неизвестно. Может быть, нас на первом переулке пулеметом встретят. За что вы погибнете? За что вы принесете такую боль маме?» — «А вы?» — «Ну что же мы,— мы пошли на это». Варя и Таня задумались.

Совсем стемнело. Утихла стрельба. Мы строимся. Все тревожно молчат. На левом фланге второй роты в солдатских шинелях, папахах, с медицинскими сумками за плечами Таня и Варя.

«Сестры! А вы куда?» — подходит к ним полк. С. «Мы с вами».— «А взвесили ли вы все? Знаете ли, что вас ждет? Не раскаетесь?» — «Нет, нет, мы все обдумали и решили. Я уже послала письмо маме»,— взволнованно-тихо отвечают Таня и Варя.

Толпимся, выходим на двор. В дверях прислуживавшие на кухне женщины плачут в голос: «Миленькие, да куда же вы идете,— побьют вас всех! Господи!»
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.

Последний раз редактировалось Вячеслав Серёгин, 28.05.2013 в 15:35.
Ответить с цитированием
  #16  
Старый 29.05.2013, 12:21
Аватар для Вячеслав Серёгин
Вячеслав Серёгин Вячеслав Серёгин вне форума
Живу я здесь
 
Регистрация: 01.10.2009
Сообщений: 73,358
По умолчанию Отступление армии

http://www.bisound.com/index.php?nam...le&id=10201148


В степи (музыка,стихи и вокал Вячеслава Серёгина) по мотивам книги Р.Б.Гуля Ледяной поход.




Тихий, синий вечер. Идем городом. Мигают желтые фонари. На улицах — ни души. Негромко отбивается нога. Приказано не произносить ни звука. Попадаются темные фигуры, спрашивает: «Кто это?» — Молчание.— «Кто это идет?»— Молчание.— «Давно заждались вас, товарищи»,— говорит кто-то из темных ворот.— Молчание...

Город кончился — свернули по железной дороге. Свист — дозоры остановились. Стали и все, кто-то идет навстречу.

«Кто идет?» — «Китайский отряд сотника Хоперского». Подошли: человек тридцать китайцев, вооруженных по-русски. «Куда идете?» — «Ростов, бальшевик стреляй».— «Да не ходите, город оставляем, куда вы?» — говорим мы идущему с ними казаку. Казак путается: «Мы не можем, нам приказ».— «Какойприказ? Армия же уходит. А где сотник?»—«Сотника нет».

Китайцы ничего не хотят слушать, идут в Ростов, скрылись в узкой темноте железной дороги...

«И зачем эту сволочь набрали, ведь они грабить к большевикам пошли»,— говорит кто-то. «Это сотник Хоперский, он сам вывезенный китаец, вот и набрал. В Корниловский полк тоже персов каких-то наняли...»

Дошли до указанной в приказе отступления будки. Здесь мы должны пропустить армию и двигаться в арьергарде.

Мимо будки в темноте снежной дороги торопится, тянется отступающая армия. Впереди главных сил, с мешком за плечами, прошел Корнилов. Быстро прошли строевые части, но обоз бесконечен.

Едут подводы с женщинами, с какими-то вещами. На одной везут ножную швейную машину, на другой торчит граммофонный рупор, чемоданы, ящики, узлы. Все торопятся, говорят вполголоса, погоняют друг друга. Одни подводы застревают, другие с удовольствием обгоняют их.

Арьергард волнуется. Хочется скорее уйти от Ростова: рассветет, большевики займут город, бросятся в погоню,— нас всего 80 человек, а тут бесконечно везут никому не нужную поклажу. Наконец обоз кончился, и мы отходим на станицу Александровскую. В Ростове слышна стрельба, раз долетело громовое «ура». В Александровской на улицах казачьи патрули, казаки настроены тревожно. И не успели мы остановиться, как от станичного атамана принесли бумагу: немедленно уходите, казаки не хотят подвергать станицу бою.

Отступаем на Аксай. Уже день. Расположились по хатам. Опять от станичного атамана такая же бумага. Полк. С. резко отвечает.

Ночью аксайские казаки обстреливают наши посты. Полк. С. грозит атаману вызвать артиллерию, «смести станицу».

Сутки охраняем мы переправу через Дон. Здесь сходятся части, отступающие из Новочеркасска и Ростова.

По льду едут орудия, подводы, идут пешие.

Кончилась переправа, и мы уходим через Дон в степи на ст. Ольгинскую...
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Ответить с цитированием
  #17  
Старый 29.05.2013, 21:54
Аватар для Вячеслав Серёгин
Вячеслав Серёгин Вячеслав Серёгин вне форума
Живу я здесь
 
Регистрация: 01.10.2009
Сообщений: 73,358
По умолчанию От Ростова до Екатеринодара

http://www.bisound.com/index.php?nam...ile&id=9326144


Княгиня (музыка,стихи и вокал Вячеслава Серёгина) по мотивам книги Р.Б Гуля Ледяной поход.

В донских степях

В Ольгинской расположилась вся армия. День солнечный, теплый — тает снег, на улицах — черные проталины, в колеях дорог — вода. По станице снуют конные, пешие; кучками ходят казаки, с любопытством смотря на кадетов...

Здесь армия наскоро переформировывается. Пехота сводится в три полка: офицерский с командиром ген. Марковым, партизанский с командиром ген. Богаевским и Ударный Корниловский с командиром подполк. Нежинцевым.
В офицерском полку — три роты по 250 человек.

В Корниловском — три батальона, всего около 1000 человек.

В Партизанском — человек 800—1000.

Конные отряды: полк. Глазенапа, полк. Гершельмана, есаула Бокова, имени Бакланова — всего 800—1000 человек.

Артиллерия: пушек 10 легких и к ним немного снарядов.

Обоз сократили.

Штатским Корнилов приказал оставить армию.

Через день выступаем в степи на ст. Хомутовскую. Шумит, строится на талых улицах пехота, скачут конные, раздаются команды, крики приветствия... Армия тронулась. В авангарде — ген. Марков, в арьергарде — корниловцы.

День весенний. Небо голубое. Большое блистающее солнце.

Прошли станицу — раскинулась белая, тающая степь без конца, и в этом просторе изогнулась черной змейкой маленькая армия, растянулись пешие, конные, обозы...

«Корнилов едет! Корнилов едет!» — несется по рядам сзади.

«Полк, смирно! равнение направо!»

Все смолкло, выравнялись ряды, повернулись головы...

Быстро, крупной рысью едет Корнилов на светло-буланом английском коне. Маленькая фигура генерала уверенно и красиво сидит в седле, кругом него толпой скачут текинцы в громадных черных, белых папахах...

Генерал поравнялся с нами. Слегка откинувшись, сдерживая коня, кричит резким, не идущим к его фигуре басом: «Здравствуйте, молодцы, корниловцы!» — «Здраем желаем, ваше высокдитс»,— на ходу, нестройно, но громко и восторженно отвечают корниловцы.

Генерал рысью пролетел, за ним перекатываются нестройные приветствия.

Появление Корнилова, его вид, его обращение вызывают во всех чувство приподнятости, готовности к жертве. Корнилова любят, к нему благоговеют.

Останавливаясь, отдыхая, тянется армия...

В белой дали показался табун диких коней. Пригнувшись, поскакали за ним кавалеристы...

«Пускай поймают»,— иронически ухмыляется верховой казак.

Метнулся табун, в стороны понеслись молодые кони. Кавалеристы гоняются за ними, носятся по степи, но не поймать диких. На взмыленных, тяжело дышащих конях возвращаются к дороге...

К вечеру пришли в Хомутовскую. По улицам мечутся квартирьеры. Не хватает хат. Люди разных частей переругиваются из-за помещений. Переночевали... Ранним утром торопятся, пьют чай, звенят, разбирая винтовки. Та-та-та — протрещало где-то.

«Что это? пулемет?» — «Какой пулемет — на дворе что-то треснуло».

На минуту все поверили. Но вот ясно затрещал пулемет, а за ним с визгом разорвались на улице две гранаты.

«В ружье!» — командует полковник.

«Большевики нагоняют»,— думает каждый.

По полосатым от тающего снега улицам бегут взволнованные люди. Вылетают из ворот обозные телеги, бессмысленно несясь вскачь.

«Куда скачешь!» — кричат пехотинцы.

«Эта обозная сволочь всегда панику делает!»

Быстро идем на край станицы. Мимо нас скачет обоз, вон коляска с парой вороных коней — в ней генералы Эльснер и Деникин. А навстречу идет Корнилов с адъютантами. «По обыкновению, наши разъезды прозевали, ничего серьезного, будьте спокойны, господа»,— говорит генерал.

Мы рассыпались в цепь за станицей. Редкие выстрелы винтовок, редко бьет артиллерия. Большевики ушли. Все смолкло.

Опять идем по бескрайней белой степи...

Один день похож на другой. И не отличить их, если б не весеннее солнце, начавшее заменять белизну ее — черными проталинами и ржавой зеленью...

Прошли Кагальницкую, Мечетинскую, движемся в главных силах. Корнилов идет вместе с нами. То там, то сям запевают песни. Кругом дымится, потягивается от солнца уже черно-пегая степь.

Приостановилась колонна. Около нее стоит Корнилов, в зеленом полушубке, в солдатской папахе, в солдатских сапогах,— задумался, смотрит вдаль, окруженный молодежью...

За войсками скрипит обоз. На телеге — группа штатских: братья Суворины с какой-то дамой. Подвода текинцев с Федором Баткиным. Трясется на подводе сотрудник «Русского слова» — Лембич. В маленькой коляске — ген. Алексеев с сыном...

Едут кругом подвод прапорщики-женщины.

Везут немногих раненых, взятых из Ростова, рядом идут сестры...

В Егорлыцкой — последней донской станице — дневка. Остановились у богатого казака. Хозяйка напекла блинов, пьем чай, разговариваем с хозяином. «А какой у вас пай, хозяин?» — «У нас, слава Богу,— медленно отвечает казак,— на казака пай 28 десятин пахоти, а луга общие».— «Э, да вы буржуи настоящие».— «Какие там буржуи... вот теперь расход большой,— продолжает хозяин,— снарядить двух меньших пришлось, за коней по полтысячи отдал... кто знает, время лихое — народ молодой, может, еще воевать придется». Помолчали. «Ну, говорит у вас генерал Алексеев-то»,— одобрительно покачивает головой хозяин. «А что? речь, что ли, вам говорил?» — «Говорил... до слез довел, сам плакал и казаки плакали, ей-Богу... Начал издалече, про нашу историю говорил, потом про войну, про теперешнее... Да я и не перескажу всего — больно хорошо».— «А Корнилов говорил?» — «Говорил, да он не красно, все ругался больше: мерзавцы, подлецы».— «Это кого же?» — «Кого? известно кого—большевиков, сказывал, что сам простой казак, ну да не красно он говорит... матрос после него говорил — хорошо, а лучше всех генерал Алексеев...»

Из станицы Егорлыцкой мы должны идти в Ставропольскую губернию. Всех интересует: как встретят не казаки? Ходят разные слухи: встретят с боем, встретят хлебом-солью. Стало известно: к Корнилову приезжала депутация из села Лежанки. Корнилов сказал ей: пропустите меня — будьте покойны, ничего плохого не сделаю, не пропустите — огнем встретите, за каждого убитого жестоко накажу.

Депутация изъявила свою лояльность. Казалось, что все обстоит благополучно.
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.

Последний раз редактировалось Вячеслав Серёгин, 29.05.2013 в 22:09.
Ответить с цитированием
  #18  
Старый 30.05.2013, 15:57
Аватар для Вячеслав Серёгин
Вячеслав Серёгин Вячеслав Серёгин вне форума
Живу я здесь
 
Регистрация: 01.10.2009
Сообщений: 73,358
По умолчанию Лежанка

http://www.bisound.com/index.php?nam...le&id=10201170

Дочка генерала 3 (музыка,стихи и вокал Вячеслава Серёгина) по мотивам книги Р.Б.Гуля Ледяной поход.






Лежанка

Мы выступили...

Те же войска, тот же обоз, потянулись по той же степи.

В авангарде ген. Марков. В главных силах — мы.

День чудный! На небе ни облачка, солнце яркое, большое. По степи летает теплый, тихий ветер.

Здесь степь слегка волнистая. Вот дойти до того гребня — и будет видна Лежанка...

Приближаемся к гребню.

Все идут, весело разговаривая.

Вдруг, среди говора людей, прожужжала шрапнель и высоко, впереди нас, разорвалась белым облачком.

Все смолкли, остановились...

Ясно доносилась частая стрельба, заливчато хлопал пулемет...

Авангард — встречен огнем.

За первой шрапнелью летит вторая, третья, но рвутся высоко и далеко от дороги.

Мимо войск рысью пролетел Корнилов с текинцами. Генерал Алексеев проехал вперед.

Мы стоим недалеко от гребня, в ожидании приказаний.

Ясно: сейчас бой. Чувствуется приподнятость. Все толпятся, оживленно говорят, на лицах улыбки, отпускаются шутки...

Приказ: Корниловский полк пойдет на Лежанку вправо от дороги. Партизанский — влево, в лоб ударит авангард ген. Маркова.

Мы идем цепью по черной пашне. Чуть-чуть зеленеют всходы. Солнце блестит на штыках. Все веселы, радостны — как будто не в бой...
Расходились и сходились цепи,
И сияло солнце на пути.
Было на смерть в солнечные степи
Весело идти...—

бьется и беспрестанно повторяется у меня в голове. Вдали стучат винтовки, трещат пулеметы, рвутся снаряды.

Недалеко от меня идет красивый князь Чичуа, в шинели нараспашку, следит за цепью, командует: «Не забегайте вы там! ровнее, господа».

Цепь ровно наступает по зеленеющей пашне... вправо и влево фигуры людей уменьшаются, вдали доходя до черненьких точек.

Пиу... пиу...— долетают к нам редкие пули.

Мы недалеко от края села...

Но вот выстрелы из Лежанки смолкли...

Далеко влево пронеслось «ура»...

«Бегут! бегут!» — пролетело по цепи, и у всех забила радостно-охотничья страсть: бегут! бегут!

Мы уже подошли к навозной плотине, вот оставленные, свежевырытые окопы, валяются винтовки, патронташи, брошенное пулеметное гнездо...

Перешли плотину. Остановились на краю села, на зеленой лужайке, около мельницы.

Куда-то поскакал подполк. Нежинцев.

Из-за хат ведут человек 50—60 пестро одетых людей, многие в защитном, без шапок, без поясов, головы и руки у всех опущены.

Пленные.

Их обгоняет подполк. Нежинцев, скачет к нам, остановился — под ним танцует мышиного цвета кобыла.

«Желающие на расправу!» — кричит он.

«Что такое? — думаю я.— Расстрел? Неужели?» Да, я понял: расстрел, вот этих 50—60 человек, с опущенными головами и руками.

Я оглянулся на своих офицеров.

«Вдруг никто не пойдет?» — пронеслось у меня.

Нет, выходят из рядов. Некоторые смущенно улыбаясь, некоторые с ожесточенными лицами.

Вышли человек пятнадцать. Идут к стоящим кучкой незнакомым людям и щелкают затворами.

Прошла минута.

Долетело: пли!.. Сухой треск выстрелов, крики, стоны...

Люди падали друг на друга, а шагов с десяти, плотно вжавшись в винтовки и расставив ноги, по ним стреляли, торопливо щелкая затворами. Упали все. Смолкли стоны. Смолкли выстрелы. Некоторые расстреливавшие отходили.

Некоторые добивали штыками и прикладами еще живых.

Вот она, гражданская война; то, что мы шли цепью по полю, веселые и радостные чему-то,— это не «война»... Вот она, подлинная гражданская война...

Около меня — кадровый капитан, лицо у него как у побитого. «Ну, если так будем, на нас все встанут»,— тихо бормочет он.

Расстреливавшие офицеры подошли.

Лица у них — бледны. У многих бродят неестественные улыбки, будто спрашивающие: ну, как после этого вы на нас смотрите?

«А почем я знаю! Может быть, эта сволочь моих близких в Ростове перестреляла!» — кричит, отвечая кому-то, расстреливавший офицер.

Построиться! Колонной по отделениям идем в село. Кто-то деланно-лихо запевает похабную песню, но не подтягивают, и песня обрывается.

Вышли на широкую улицу. На дороге, уткнувшись в грязь, лежат несколько убитых людей. Здесь все расходятся по хатам. Ведут взятых лошадей. Раздаются выстрелы...
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Ответить с цитированием
  #19  
Старый 31.05.2013, 12:40
Аватар для Вячеслав Серёгин
Вячеслав Серёгин Вячеслав Серёгин вне форума
Живу я здесь
 
Регистрация: 01.10.2009
Сообщений: 73,358
По умолчанию продолжение

http://www.bisound.com/index.php?nam...le&id=10201184

Вячеслав Серёгин - Господа аристократы (музыка,стихи и вокал)по мотивам книги Р.Б. Гуля Ледяной поход


Подхожу к хате. Дверь отворена — ни души. Только на пороге, вниз лицом, лежит большой человек в защитной форме. Голова в луже крови, черные волосы слиплись...

Идем по селу. Оно — как умерло: людей не видно. Показалась испуганная баба и спряталась...

На углу — кучка, человек двенадцать. Подошли к ним: пленные австрийцы. «Пан! пан! Не стрелял! Мы работал здесь!» — торопливо, испуганно говорит один. «Не стрелял теперь! Знаю, сволочи!» — кричит кто-то. Австрийцы испуганно протягивают руки вперед и лопочут ломанно по-русски: «не стрелял, не стрелял, работал».

«Оставьте их, господа,— это рабочие».

Проходим дальше...

Начинает смеркаться. Пришли на край села. Остановились. Площадь. Недалеко церковь. Меж синих туч медленно опускается красное солнце, обливая все багряными, алыми лучами...

Здесь стоят и другие части.

Кучка людей о чем-то кричит. Поймали несколько человек. Собираются расстрелять.

«Ты солдат... твою мать?!» — кричит один голос.

«Солдат, да я, ей-Богу, не стрелял, помилуйте! Неповинный я!» — почти плачет другой.

«Не стрелял... твою мать?!» Револьверный выстрел. Тяжело, со стоном падает тело. Еще выстрел.

К кучке подошли наши офицеры.

Тот же голос спрашивает пойманного мальчика лет восемнадцати.

«Да, ей-Богу, дяденька, не был я нигде!» — плачущим, срывающимся голосом кричит мальчик, сине-бледный от смертного страха.

«Не убивайте! Не убивайте! Невинный я! Невинный!» — истерически кричит он, видя поднимающуюся с револьвером руку.

«Оставьте его, оставьте!» — вмешались подошедшие офицеры. Кн. Чичуа идет к расстреливающему: «перестаньте, оставьте его!» Тот торопится, стреляет. Осечка.

«Пустите, пустите его! Чего, он ведь мальчишка!» «Беги... твою мать! Счастье твое!» — кричит офицер с револьвером.

Мальчишка опрометью бросился... Стремглав бежит. Топот его ног слышен в темноте.

К подпор. К-ому подходит хор. М., тихо, быстро говорит:

«Пойдем... австриец... там».— «Где?.. Идем». В темноте скрылись. Слышатся их голоса... возня... выстрел... стон, еще выстрел...

Из темноты к нам идет подпор. К-ой. Его догоняет хор. М. и опять быстро: «Кольцо, нельзя только снять».— «Ну, нож у тебя?..» Опять скрылись... Вернулись. «Зажги спичку»,— говорит К-ой. Зажег. Оба, близко склонясь лицами, рассматривают. «Медное!.. его мать! — кричит К-ой, бросая кольцо.— Знал бы, не ходил, мать его...»

Совсем темно. Черным силуэтом с крестом рисуется церковь. Едет кавалерия.

Идем размещаться на ночь. Около хат спор, ругань.

«Мы назначены сюда,— это наш район! Здесь корниловцы, а не артиллеристы!» Артиллеристы не пускают. Шум. Брань.

Все-таки корниловцы занимают хаты. Артиллеристы, ругаясь, крича, уходят.

Хата брошена. Хозяева убежали. Раскрыт сундук, в нем разноцветные кофты, юбки, тряпки. На стенах налеплены цветные картинки, висят фотографии солдат. В печке нетронутая каша. Несут солому на пол. Полезли в печь, в погреб, на чердак. Достали кашу, сметану, хлеб, масло. Ужинают. Усталые солдаты засыпают вповалку на соломе...

Утро. Кипятим чай. На дворе поймали кур, щиплют их, жарят. Верхом подъехал знакомый офицер В-о. «Посмотри, нагайка-то красненькая!» — смеется он. Смотрю: нагайка в запекшейся крови. «Отчего это?» — «Вчера пороли там, молодых. Расстрелять хотели сначала, ну а потом пороть приказали».— «Ты порол?» — «Здорово, прямо руки отнялись, кричат, сволочи»,— захохотал В-о. Он стал рассказывать, как вступали в Лежанку с другой стороны.

«Мы через главный мост вступили. Так, знаете, как пошли мы на них,— они все побросали, бегут! А один пулеметчик сидит, строчит по нас и ни с места. Вплотную подпустил. Ну, его тут закололи... Захватили мы несколько пленных на улице. Хотели к полковнику вести. Подъехал капитан какой-то из обоза, вынул револьвер... раз... раз... раз — всех положил, и все приговаривает: «ну, дорого им моя жинка обойдется». У него жену, сестру милосердия, большевики убили...»

«А как пороли? Расскажи!» — спросил кто-то.

«Пороли как? — Это поймали молодых солдат, человек двадцать, расстрелять хотели, ну, а полковник тут был, кричит: всыпать им по пятьдесят плетей!

Выстроили их в шеренгу на площади. Снять штаны! Сняли. Командуют: ложись! Легли.

Начали их пороть. А есаул подошел: что вы мажете? Кричит, разве так порют! Вот как надо!

Взял плеть, да как начал! Как раз. Сразу до крови прошибает! Ну, все тоже подтянулись. Потом по команде: «встать!» Встали. Их в штаб отправили.

А вот одного я совсем случайно на тот свет отправил. Уже совсем к ночи. Пошел я за соломой в сарай. Стал брать — что-то твердое, полез рукой — человек!.. Вылезай, кричу. Не вылезает. Стрелять буду! — Вылез. Мальчишка лет двадцати...

«Ты кто,— говорю,— солдат?» — «Солдат».— «А где винтовка?» — «Я ее бросил».— «А зачем ты стрелял в нас?» — «Да как же, всех нас выгнали, приказали».— Идем к полковнику. Привел. Рассказал. Полковник кричит: расстрелять его, мерзавца! Я говорю: он, господин полковник, без винтовки был. Ну, тогда, говорит, набейте ему морду и отпустите. Я его вывел. Иди, говорю, да не попадайся. Он пошел. Вдруг выбегает капитан П-ев, с револьвером. Я ему кричу: его отпустить господин полковник приказал! Он только рукой махнул, догнал того... Вижу, стоят, мирно разговаривают, ничего. Потом вдруг капитан раз его! Из револьвера. Повернулся и пошел... Утром смотрел я — прямо в голову».

«Да,— перебил другой офицер,— я забыл сказать. Знаете, этих австрийцев, которых мы не тронули-то, всех чехи{51} перебили. Я видал, так и лежат все, кучей».

Я вышел на улицу. Кое-где были видны жители: дети, бабы. Пошел к церкви. На площади в разных вывернутых позах лежали убитые... Налетал ветер, подымал их волосы, шевелил их одежды, а они лежали, как деревянные.

К убитым подъехала телега. В телеге — баба. Вылезла, подошла, стала их рассматривать подряд... Кто лежал вниз лицам, она приподнимала и опять осторожно опускала, как будто боялась сделать больно. Обходила всех, около одного упала, сначала на колени, потом на грудь убитого и жалобно, громко заплакала: «Голубчик мой! Господи! Господи!..»
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Ответить с цитированием
  #20  
Старый 01.06.2013, 15:06
Аватар для Вячеслав Серёгин
Вячеслав Серёгин Вячеслав Серёгин вне форума
Живу я здесь
 
Регистрация: 01.10.2009
Сообщений: 73,358
По умолчанию На Кубани

http://www.bisound.com/index.php?nam...le&id=10201194

Царский генерал - Вячеслав Серёгин (музыка,стихи и вокал) по мотивам книги Р.Б. Гуля Ледяной поход




Из Ставропольской губернии мы свернули на Кубань.

Кубанские степи не похожи на донские, нет донского простора, шири, дали. Кубанская степь волнистая, холмистая, с перелесками. Идем степями. Весна близится. Дорога сухая, зеленеет трава, солнце теплое...

Пришли в ст. Плотскую, маленькую, небогатую. Хозяин убогой хаты, где мы остановились,— столяр, иногородний. Вид у него забитый, лицо недоброе, неоткрытое. Интересуется боем в Лежанке.

«Здесь слыхать было, как палили... а чевой-то палили-то?»

«Не пропустили они нас, стрелять стали...» По тону видно, что хозяин добровольцам не сочувствует.

«Вот вы образованный, так сказать, а скажите мне вот: почему это друг с другом воевать стали? из чего это поднялось?» — говорит хозяин и хитро смотрит.

«Из-за чего?.. Большевики разогнали Учредительное собрание, избранное всем народом, силой власть захватили — вот и поднялось». Хозяин немного помолчал. «Опять вы не сказали... например, вот, скажем, за что вот вы воюете?»

«Я воюю? — За Учредительное собрание. Потому что думаю, что оно одно даст русским людям свободу и спокойную трудовую жизнь».

Хозяин недоверчиво, хитро смотрит на меня. «Ну, оно конечно, может, вам и понятно, вы человек ученый».

«А разве вам не понятно? Скажите, что вам нужно? что бы вы хотели?» — «Чего?.. чтобы рабочему человеку была свобода, жизнь настоящая и к тому же земля...» — «Так кто же вам ее даст, как не Учредительное собрание?»

Хозяин отрицательно качает головой.

«Так как же? кто же?»

«В это собрание-то нашего брата и не допустят».

«Как не допустят? ведь все же выбирают, ведь вы же выбирали?»

«Выбирали, да как там выбирали, у кого капиталы есть, те и попадут»,— упрямо заявляет хозяин.

«Да ведь это же от вас зависит!» — «Знамо, от нас,— только оно так выходит...»

Минутная пауза.

«А много набили народу-то в Лежанке?» — неожиданно спрашивает хозяин.

«Не знаю... много...»

Идем из Плотской тихими, мягкими, зелеными степями. В ст. Ивановской станичный атаман с стариками встречают Корнилова хлебом-солью, подносят национальный флаг. День праздничный, оживление... Казаки, казачки высыпали на улицы, ходят, шелуша семечки. Казаки — в серых, малиновых, коричневых черкесках. Казачки в красивых, разноцветных платках.

Нас встречают радушно. Из хат несут молоко, сметану, хлеб, тыквенные семечки.

На площади кучками толпятся войска: пешие, конные. Бравурно разносятся военные песни. В кружках танцуют наурскую лезгинку. Казаки, казачки, угощая кто чем, с любопытством разговаривают с нами.

«Ну вот, я говорил вам, что на Кубани будет совсем другое отношение, видите»,— говорит кто-то.

Поднялись выступать. Шумными рядами строятся войска. Около нас плачут две старые казачки: «молоденькие-то какие, батюшки... тоже поди родных побросали...»

Мимо проходит юнкерский батальон. Молодой, стройный юнкер речитативом-говорком лихо запевает:
Во селе Ивановке случилась беда,
Молодая девчонычка сына родила.

И со смехом, гулко подхватывают все экспромт юнкера:

Трай-рай-ра-ай-раааай,
Молодая девчонычка сына родила...

На Кубани повеяло традицией старой Руси. Во всех станицах встречают радушно, присоединяются вооруженные казаки.

В ст. Веселой остановились отдохнуть. В нашей хате — старый казак с седой бородой, в малиновой черкеске, с кинжалом, газырями. Рядом с ним его жена — пожилая, говорливая казачка. И муж и жена подвыпили.

«Россию восстановим! Порядок устроим! Так, братцы, так или нет?!» — кричит оглушительным басом казак, ударяя себя кулаком в грудь.

«А вы с нами пойдете?» — «Пойду, провалиться — пойду... я уж записался. Старый пластун с вами пойдет, понимаете?» — и казак затянул:
Поехал казак на чужбину далеку
На север на славном коне вороном,—

жена подхватила сильным, визгливым голосом.

Из Веселой надо переходить железную дорогу Ростов — Тихорецкая. Жел.-дор. линия занята большевиками. Мы должны прорываться — и, чтоб поспеть на раннем рассвете перейти, выступаем в 8 часов вечера.

Приказано: не курить, не говорить, двигаться в абсолютной тишине. Момент серьезен.

В темноте ночи тянутся темные ряды фигур, сталкиваются, цепляясь винтовками, звеня штыками.

Хочется спать. Холодно. Идем...

Черная темнота начинает сереть. С края горизонта чуть лезет бело-синий рассвет. Уже можно разобрать лица.

Теперь — недалеко от жел. дороги.

Остановились. Холод сковывает тело. Люди опускаются на землю.

«Господа, кто хочет греться по способу Петра Великого!» — зовет капитан. Встают, плотная куча людей качается, толкается, все лезут в середину.

Впереди ухнули взрывы — это наша конница рвет мосты.

Встать! Шагом марш. Идем... Уже вдали виднеются здания, жел. дорога и станица — значит, авангард прошел благополучно. Подходим к ст. Ново-Леушковской, наша рота заняла станцию.

Здесь мы охраняем переправу обоза.

Но через полчаса летит с подъехавшего бронированного поезда и рвется на перроне большевистская граната. Снаряды рвутся кругом станции, бьют по обозу. Видно, как черненькие фигурки повозок поскакали рысью. Но обоз уже переехал, и мы уходим от Леушковской по гладкой дороге меж зелеными всходами. Прорвались.

До отдыха — Старо-Леушковской — верст восемь. Мы идем открытой степью, а вправо и влево от дороги рвутся посылаемые с бронированных поездов гранаты, подымая землю черными столбами. Сейчас маленький гребень и скроемся. Перешли его. Долетели два снаряда. Смолкло, стало легче, неприятное напряжение упало. Зашагали быстрей.
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Ответить с цитированием
Ответ


Опции темы

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете прикреплять файлы
Вы не можете редактировать сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.
Быстрый переход


Музыка Dj mixes Альбомы Видеоклипы Каталог файлов Радио Видео приколы Flash-игры
Все права защищены © 2007-2024 Bisound.com Rambler's Top100