Гражданская война
Автор: Михаил Каиров

Что за дивный рассвет над Москвою-рекой?
То ль заря, то ль пожар, то ль сиянье церквей...
Что за страшный пожар над Россией-страной?
Ты ли, Родина, режешь своих сыновей?

Что же слышно окрест? Иль мерещится мне:
То ли колокол бьёт, то ли залпы звенят...
То Егорий, на белом возникнув коне,
Собирает под русские стяги отряд.

И знамена России взмываются ввысь –
И державный трехцвет, и Андревский стяг,
И проходят войска, уходя на века,
По брусчатке булыжной печатая шаг.

А матросы в бушлатах сшибают орлов
И срывают знамёна, кидают их в грязь.
И рабочие с Пресни громят юнкеров,
И расстрелян в ЧК их сиятельство князь.

А государь-император злодейски убит
И голодные вороны кличут с крестов...
Где ж ты символ России? Ты напрочь забыт,
Ты растоптан полками латышских стрелков

А в России вовсю полыхает война –
От Романов-на-Мурман до жарких степей.
И от крови людской издыхает страна
Безвозвратно теряя своих сыновей

И сквозь пламень и дым, сквозь лихую пальбу
В белой дымке за нами Россия встаёт,
Та, которой сломал, искалечил судьбу
Этот грозный кровавый семнадцатый год.

Комментарий: Не то чтобы точно белогвардейская, но укладывающаяся в концепцию сборника песня. Современная, конца 80-х. Услышана в 1989 на одном из слётов КСП, там же и записана, исполнял автор, Миша Каиров.

Воинам Белой Гвардии
Автор: Александр Рытов

Стоят кресты на черных сопках,
Ночной погост под ветра шум,
Как батальонная коробка,
Которой вновь идти на штурм.

Морские волны пульсом вечным
На скалах выбьют имена,
И список этот бесконечный
Не уничтожат времена

Чужбины, грусти дни пустые,
Где тает жизнь еще быстрей,
И растворяется Россия
С гудками крымских кораблей.

И снова в сердце как цунами
Счастливых лет манящий зов.
И словно сказочный орнамент -
Изгибы русских берегов.

Мы скорбим по России

Мы богаты лишь тем, что в России родились.
Только это у нас никому не отнять.
Мы всегда и везде русским флагом гордились
И забывшим про Родину нас не понять.

Наше сердце не там, где покой и достаток,
Если это вдали от российских полей.
Мы бы отдали все, чтобы жизни остаток
Провести среди праведных русских людей.

Наш размах и простор невозможно измерить,
Нашу удаль и бунт тяжело укротить.
Чтоб любовь испытать, ее нужно проверить
Расставаньем и горем ее освятить.

Одного за другим нас несчастья косили,
Мы терялись и гибли в чужой стороне.
Мы скорбим бесконечно, скорбим по России -
Безвозвратно ушедшей великой стране.

Музыкант в аксельбантах нам песню выводит,
Что знакома душе с гимназических дней.
Наше солнце над миром пускай не заходит,
Может луч попадет и России моей.

Наше сердце не там, где покой и достаток,
Если это вдали от российских полей.
Мы скорбим бесконечно, скорбим по России -
Безвозвратно ушедшей великой стране.

Юрий Нестеренко. Белогвардейский цикл (1987-1991)


Все эти произведения написаны как песни, что, конечно, не означает, что их нельзя воспринимать как просто стихи. Сейчас многое из этого воспринимается как кич, однако в те годы писалось совершенно искренне. Тем не менее, хочу подчеркнуть, что хотя автор сочувствует своим героям и считает себя продолжателем их политической борьбы (см. "Вступление"), но не отождествляет себя с ними: вздыхают о потерянной любви и предпочитают смерть эмиграции они, а не я. Произведения цикла расположены не по хронологии написания, а по хронологии действия. Черта под белогвардейской темой в моем творчестве подводится в стихотворении "Эпитафия пассеизму".

Ю. Нестеренко
1. Вступление

Герои вставали под пули,
И их накрывали знамена...
Что толку в последнем почете,
Коль выпал такой вам исход?
На утреннем солнце блеснули
Мои золотые погоны -
Наследником Белого дела России я выступлю в этот поход.

На стертом сукне на зеленом
Валяются мятые карты,
Да пара порожних стаканов
Стоит возле края стола...
И только в мозгу распаленном
Над городом реют штандарты,
И освободителей звоном встречают кремлевские колокола.

От Киева, Дона, Самары
До Владивостока и Крыма
Прошли вы по крови и грязи -
Ваш жребий ужасный таков.
Но, что там ни лгут комиссары,
Возмездие неотвратимо!
Россия восстанет из пепла, низвергнув империю большевиков.
1988

2. Девять дней отступали

Девять дней отступали
До последней земли.
Скольких мы потеряли
В придорожной пыли!

В этом парке у моря
Будем насмерть стоять -
Просто некуда более
Нам отступать.

А за нами морские
Волны лижут гранит.
А пред нами Россия
Пыльной степью лежит.

Пыль стоит над степями
От ударов копыт,
Черный дым над полями
Поднимаясь, летит.

Над последней стоянкою
Запылает закат,
И нагрянет с тачанками
Их передней отряд.

Остаемся на месте,
Смерть сумеем принять,
Жизнь отнимут, но чести
Им у нас не отнять.

Боже наш, боже правый,
Где же правда твоя?
На обломках державы
Вопрошаю тебя!

В этот вечер навечно
Обратимся в ничто,
Все мы грешны, конечно,
Но Россию - за что?

Натерпелась немало
От минувших веков,
Но еще не бывало
С ней таких катастроф.

Этот новый мессия
Все сметет, что же даст?
Вдруг не сможешь, Россия,
Ты стерпеть в этот раз?

Небо синее, синее,
Дали в дымке пусты.
Мы пред нашей Россиею
Оставались чисты,

Но теперь умираем,
Не спася - погубя!
На кого оставляем,
Россия, тебя?

Ах, Россия, что сделают
Эти люди с тобой,
Все снесут неумелою
Грубой рукой.

Мчит слепая стихия,
И куда занесет?
Ах, Россия, Россия,
Ты прости нас за все!

Ты прости нас, Россия,
Тебе были верны,
Но сегодня бессильны
Прежней славы сыны.

Нам испить эту чашу,
Как горька в ней вода!
Это общая наша
Вина и беда.
1987

Пол-России в дыму

Пол-России в дыму,
Дымом застланы дали,
Наши судьбы подобны горячечным снам.
Все, что мы не смогли,
Все, что мы потеряли,
Пусть зачтется когда-нибудь все-таки нам.
Наше страшное время,
Безумные годы!
Господа либералы, народ вас надул!
Вы молили сто лет:
Дайте волю народу!
Он устроил из воли кровавый разгул.
Что творится с Россией?
Что с русской землею?
Не росою, а кровью умыта она!
Император расстрелян
Со всею семьею,
Брата вешает брат - вот такая война.
Всюду смерть, всюду хаос,
Расстрелы, застенки,
Как спасти нам державу от этих людей,
Если цвет русской нации
Гибнет у стенки,
Если женщин они не щадят и детей?
Ах, жива ли Аннет?
Помню первые встречи,
Как гуляли мы с ней в златоглавой Москве...
Ныне голод у них,
Топят книгами печи,
Да над трупами бьется и х флаг в синеве.
Отступаем. Деникина
Взяли за глотку,
И все дальше и дальше те прежние дни...
Ну а в наших домах
Мужичье хлещет водку,
И блюют на шедевры искусства они.
Весь охвачен народ
Разрушительной страстью,
Но ему непонятно средь воплей лихих,
Что устроят о н и
Узурпацию власти,
Диктатура же хамов страшнее других.
Это поняли мы,
Но пред н и м и бессильны,
Если с н и м и народ, если люди глупы...
На кострах красных флагов
Сгорает Россия
Под восторженный рев полупьяной толпы.
Мы прижаты к реке,
На исходе патроны,
Скоро выкосит нас большевицкий свинец.
Господа офицеры,
Срывайте погоны -
Наше дело проиграно, это конец!
За границу бежать?
Непонятно вам, что ли,
Русский я, и иного мне выход нет -
Выйду в русское поле,
Широкое поле,
На закате приставлю к виску пистолет...
1988

Белая вьюга

Все темные силы проснулись от спячки,
Одних ослепя, а других - погубя,
В кровавом бреду, в полоумной горячке
Россия казнит, убивает себя.
Что правда, свобода, коль нет даже хлеба?
Костями засеяны наши поля!
Над нами бездонное, черное небо,
Под нами - залитая кровью земля.
На белом снегу стынут красные пятна,
Россия больна, безнадежно больна!
Увы, слишком многим еще не понятно,
Кому это нужно и чья здесь вина.
В замерзшей и замершей Первопрестольной
Аресты, расстрелы, отчаянье, страх,
Куранты стоят, звон умолк колокольный,
Лишь стаи ворон на церковных крестах.
Где мир, где порядок, где слава, где совесть?
ХОЛОПСКАЯ БАНДА в МОСКОВСКОМ КРЕМЛЕ!
И кровью написана страшная повесть
Об этой покинутой Богом земле.
Все рухнуло разом, растерзано в клочья!
И пал Третий Рим жертвой диких племен!
Бескрайнюю степью, холодную ночью
Сквозь белую вьюгу идем за кордон.
А белая вьюга колышет знамена
И свищет, и стонет, и бьется вдали,
И звездочки снега летят на погоны -
С беззвездного неба на плаху земли.
О, что же наделала ты, Русь Святая!
Тебе мы уже неспособны помочь!
Лишь белая вьюга наш след заметает,
За красным закатом - бескрайняя ночь...
1989

Опрокинулось небо и тонет в широком Дону

Опрокинулось небо и тонет в широком Дону,
Ветер по степи рыщет и гнет ковыли до земли,
Отвлечешься, развеешься, только забудешь войну -
И тотчас громовые раскаты услышишь вдали.
То не гром, господа! Наступает последний парад!
Словно красный пожар, на востоке пылает рассвет.
Мы идем в этот бой не для славы, не ради наград,
На победу надежда мала, только выбора нет!
Будут прокляты те, кто остался стоять в стороне -
Те, кто предал, и те, кто на это спокойно смотрел!
Вы поймете, что гибнет Россия по вашей вине,
Лишь тогда, когда красные вас поведут на расстрел!
Ну а мы - не умеем, не выучены выбирать
Между честью и подлостью, долгом и красным пайком,
Так, как шли побеждать, нам придется идти умирать
За трехцветное знамя, что в небе летит над полком.
Нет, не ради дворянских, заслуженных дедами прав
Под огнем поднимаются белые наши полки!
Сын крестьянина здесь и Российской Империи граф
В равном чине, за дело одно обнажили клинки!
Так что, ваше сиятельство, все мы сегодня равны,
Лавр Георгич Корнилов был сам из простых казаков.
Полетят наши души, забыв ордена и чины,
Как по полю широкому тени летят облаков.
Так вперед, господа! И летим мы вперед под огнем,
Пулеметной пальбой заглушен дробный топот копыт.
И на полном скаку я вдруг падаю вместе с конем
И понять не могу, что со мной - неужели убит?!
Пред глазами туман, только слышу сквозь выстрелы я:
"Не печальтесь, воздастся на небе погибшим за честь,
И за все преступленья, поверьте, найдется судья -
Коль не вы - ваши внуки свершат справедливую месть!
Может быть, через сто, может быть, через семьдесят лет
Все, чем грезили вы, воплотится должно наяву:
По России пройдут они славной дорогой побед
И под звон колокольный торжественно вступят в Москву!"
1991

Третий год по России нас бурей швыряет

Третий год по России нас бурей швыряет,
Третий год греюсь я у походных костров,
Третий год я людей, дорогих мне, теряю
В мясорубке страшнейшей из всех катастроф.
Не дойдя до Москвы, не добравшись до Крыма,
Я застрял средь России, объятой огнем.
Небеса скрыты пологом черного дыма -
Нас не видит господь, мы забыли о нем.
Все теперь позади: лихорадка сражений,
Радость наших побед, горечь наших утрат,
И кошмар отступлений, и боль поражений,
И последний тот бой, наш последний парад.
Ах, ma chere Natalie! Как тебя вспоминаю,
Комом в горле становится злая тоска.
Я тебя потерял, где теперь ты, не знаю -
Дай-то бог, чтоб в Париже, а вдруг в ВЧК?
Ты теперь бы, должно быть, меня не узнала,
А узнав - ужаснулась тому, чем я стал.
Помнишь ли упоенье последнего бала?
Ах, каким все прекрасным тогда я считал!
Вот и кончился бал, господа офицеры!
И вчерашний лакей гонит нас от ворот...
Ни любви, ни России, ни славы, ни веры!
Торжествующий хам, веселящийся сброд!
Ах, Мишель, mon ami! Как всегда был ты весел!
Ты б утешил меня или что-нибудь спел...
Я в тот день восьмерых комиссаров повесил,
Но тебя одного я спасти не успел.
Как герои, погибли Орлов и Голицын,
Помню смерть Трубецкого, и как схоронил
Своего денщика, что в бою за Царицын
Своей грудью от пули меня заслонил.
Позади у меня - лишь кресты да могилы,
Впереди - только кровь бесполезной борьбы,
И надежд - никаких! Дай мне, господи, силы
Не лишиться рассудка от этой судьбы!
Я теперь - атаман полупьяного сброда,
Офицер без фамилии и без погон...
Чем мои лучше "слуг трудового народа"?
Так же грабят, насилуют, жрут самогон.
Да, не все таковы, и других есть немало -
Тех, что мстят за родных и поруганный кров,
Только нет никого, кто меня понимал бы,
Эти люди и я - из различных миров.
Вот сегодня опять улыбнулось мне счастье -
Я хозяин округи на 2-3 часа:
Подойдут регулярные красные части,
И опять оступать нам придется в леса.
И теперь я сижу в кабаке у дороги,
И меня развлекает трактирная шваль.
Веселись, атаман! Позабудь все тревоги!
Утопи в русской водке тоску и печаль!
И хрипит грамофон о былом, о далеком,
Песнь о чистой любви в этом грязном углу...
Слушать нет больше сил! Это слишком жестоко,
Ради бога, снимите с пластинки иглу!
Все погибло навек. Что ж теперь нам осталось?
Только мстить за Россию, друзей и себя,
Только драться, про жалость забыв и усталость,
Да сидеть в кабаках, о минувшем скорбя.
Вот сегодня опять в исполнение мести
Пятерых коммунистов повесили в ряд.
Я узнал одного. Мы учились с ним вместе.
Но он стал комиссаром и сам виноват.
Впрочем, все ни к чему... Все теперь бесполезно:
Слишком поздно, уже ничего не спасти,
И Россия повисла над адскою бездной -
И вперед ей нельзя, и назад нет пути.
Цари убит, веры нет и отечества тоже,
Кровь и смерть, беспощадный бессмысленный бой...
Как же ты допустил это, Господи Боже?
В чем же так провинились мы перед тобой?
Моя гибель, наверное, не за горами,
Лишь одна мне надежда на этой войне -
В православном французском каком-нибудь храме
Natalie панихиду отслужит по мне.

Белогвардейские песни и стихи
 

второй стих ваще крут, и мне сразу навеело что, как ты буш ласкав и любить сваю жену, когда ты так красиво пишеш про ночь, значит в тебе огромное количество ласки и любви.... респект тебе, продолжай писать стихи радавать нас

Присягали Царю и Отечеству
Офицеры державной России
Присягали Словом и Честью
Под знаменами славной земли
И дворянскою русскою кровью
Заплатили за Честь офицерскую
Со злезами прощались с Россией
Но Присягу предать не смогли


Пр. Где вы, где вы, гусары, корнеты
Где вы, где, господин капитан
За Отечество, за погоны
Бой последний еще не дан


Выпил горькую старый полковник
Подхватил молодой лейтенант
За напрасно прожитые годы
Поднимают граненый стакан
За погоны и славу отцовскую
Ту, что стала теперь не нужна
Делим Родину, делим Армию
Докатилась до ручки страна



Что сказать, не везет на правителей
За последние семьдесят лет
Словно прав оказался пророчески
Тот расстреляный царский корнет
Расстреляли и Совесть и Разум
А оставили подкуп и ложь
Эй политик, немытыми лапами
Ты погоны России не трожь

Врангелевцы
 

Умирала старая Европа,
Постепенно превращаясь в прах
На соленых топях Перекопа,
Под водой кровавой в Сивашах.

Катастрофа совершалась зримо,
Смерть была единой госпожой
На просторах выжженного Крыма -
На земле и нашей, и чужой.

И под вопли разъяренной стали,
Под ужасный орудийный вой
Воины, сражаясь, умирали
За Россию на передовой.

Шли вперед, исполненные веры,
Шли на смерть под громкое «Ура»,
И князья, и просто офицеры,
И солдатский люд, и юнкера.

Царствовала смерть по белу свету,
Кровью наполнялись Сиваши,
И, конечно, там - средь павших где-то -
Затерялась часть моей души…

Павел Иванов-Остославский

Михаил Морозов - Поручик
 

http://www.bisound.com/index.php?nam...le&id=10201215

Белогвардейские стихи
 

Сергей Шишков

Любая война – это, прежде всего, кровь и слёзы, то самое неприглядное, что всплывает в такие времена.
В этом цикле стихов Юрием Борисовым обозначалась тема Гражданской войны, которая в России исключением не была. Были зверства, как со стороны красных, так и со стороны белых, был холод, голод, была жестокая бессмысленная бойня и внутренняя опустошённость людей, защищавших ту, единственную и уходившую от них, Россию.
Юрий Борисов в своих стихах не описывал войну, а только затрагивал эту важнейшую тему. Хотя и называют эти стихи «белогвардейскими», но они скорее не об этом.
Поэт размышлял о не осуществившемся духовном порыве целого поколения людей, оставленного один на один со своей бедой.
Эта тема у Борисова как бы подготавливалась издалека ностальгическими петербургскими мотивами. Ещё не было революции и Гражданской войны, но уже возникло это желание увидеть юных и полных жизни военных юнкеров, которые впоследствии будут честно погибать за свою родину.
Таково стихотворение с названием «Ностальгическая». Это ностальгия по поводу не случившихся историй в его жизни.

Ностальгическая

Заунывные песни летели
В край березовой русской тоски,
Где над детством моим отзвенели
Петербургских гимназий звонки.
Под кипящий янтарь оркестрантов,
Под могучее наше “Ура!”
Не меня ль государь-император
Из кадетов возвел в юнкера?

Откуда у автора это желание услышать «петербургских гимназий звонки», это «могучее наше «Ура», это желание узнать «не меня ль государь – император из кадетов возвёл в юнкера?». А может это желание возникло у поэта ещё в детском доме, как тоска по несбывшимся событиям в его жизни.
Но вот вопрос: почему «заунывные песни летели В край берёзовый русской тоски»?
Свой ностальгический ответ заключается в словосочетании «над детством моим отзвенели», то есть, минуя его, заунывные песни из императорского Петербурга полетели по просторам России.
И вновь поэт находит необыкновенную по своей красоте метафору «Под кипящий янтарь оркестрантов», которая создаёт необычайно торжественное вступление и настроение всему стихотворению.
В синем небе литавры гремели
И чеканила поступь война.
И не мне ли глаза голубели,
И махала рука из окна?
Мчались годы в простреленных верстах
По друзьям, не вернувшимся в ряд,
Что застыли в серебряных росах
За Отечество и за царя.
Не меня ли вчера обнимали
Долгожданные руки – и вот,
Не меня ли в чека разменяли
Под шумок в восемнадцатый год?

Прочитав стихотворение, создаётся впечатление, что автор очень искренен в своём желании встать в ряд в этими юнцами, «что застыли в серебряных росах За Отечество и за царя», мысленно примеряя мундир офицера белой армии.
Та Россия – страна курсисток и корнетов, страна шиньонов и эполет, представлялась Борисову эпохой чистоты чувств. Отсюда и какое-то его мистическое обручение с романтикой белого движения, обреченного на гибель.
Видно очень хотелось поэту одеть эту форму офицера царской армии. И он её одел, примеряясь сыграть роль в телефильме "Жизнь Клима Самгина". И судя по сохранившейся фотографии, она бы ему, безусловно, подошла бы, хотя этого не случилось.

Это его одно из немногих чисто петербургских стихотворений.

Вот другое стихотворение со странным названием «Голубые лошади».
Во-первых, таких лошадей в природе не бывает. А во-вторых, это очень картинно и красиво. Эффект достигнут: на фоне красного и алого рисуется голубой цвет лошадей, которым «вслед глядели девушки, заслонясь рукой».


Голубые лошади
Как по Красной площади –
Алый пыл знамён.
Голубые лошади,
Красный эскадрон.
Вслед глядели девушки,
Заслонясь рукой.
Понятно, что это броский плакат времён двадцатых годов двадцатого века, где рядом с красным эскадроном в общем строю находились «голубые лошади», словно противостояние цветов и символов, как у Петрова - Водкина.
Напрашивается мысль, знал ли Юрий Борисов художника К.С. Петрова-Водкина? Нет, он не мог не знать этого живописца, потому что иметь столько художников в друзьях и не знать, было бы наивно об этом думать.
Ведь его «Купание красного коня» было воспринято советской идеологией "как знамя, вокруг которого можно объединиться".
Но если одни воспринимали "Купание красного коня" как программный манифест, как знамя, то для других это полотно было мишенью.
Не противостоит ли здесь своим стихотворением Юрий Борисов картине К.Петрова-Водкина?
Отсюда, возможно, его утверждение:
«Только до победушки
Ой как далеко».
Там Шкуро и Мамонтов,
Врангель и Колчак
За царя Романова,
За своих внучат,
За обиду острую
Бьются ретиво.
Да ещё за Господа
Бога самого.
Ой, куда ты конница
Правишь копыты?
Ой, не скоро кончится
Девятнадцатый…
Запахами ночь шалит
Шпорный перезвон…
Голубые лошади,
Красный эскадрон.

А вот стихотворение «Напишу через час…» написано в настоящем борисовском стиле, передающем в поэтических образах всю боль и переживания уходящего в небытие поколения.

Напишу через час после схватки
Напишу через час после схватки,
А сейчас не могу, не проси.
Эскадроны бегут без оглядки,
Мертвецов унося на рыси.

Нас уже не хватает в шеренгах по восемь,
Офицерам наскучил солдатский жаргон.
И кресты вышивает последняя осень
По истёртому золоту наших погон.

Быстро уносящееся время трагедии белого движения представлено в этом стихотворении.
Как редеет строй белых офицеров, и теперь для них «кресты вышивает последняя осень по истёртому золоту наших погон». Какой метафорической красоты и привлекательности предстаёт перед нами этот погибающий образ чести и достоинства!

Напишу через час после смерти,
А теперь не могу, не зови.
Похоронный сургуч на конверте
Замесили на нашей крови.

Поэт усиливает напряжённость поединка, используя повторение фразы «Напишу через час» и «а теперь не могу». Употребляемое в первом случае продолжение «после схватки» усиливается фразой «после смерти», а во втором случае происходит замена фразы «не проси» на «не зови». Это движение мысли вновь заканчивается очень сильным метафорическим образом «Похоронный сургуч на конверте замесили на нашей крови».
Здесь предстаёт перед нами поэт благородного мужества, у которого честь стала отдушиной на пути томительного трагизма событий.
Это поколение, как и сам Борисов, очень искреннее в проявлении своих чувств. Залогом чему служит и его обращение к Богу, как высшему мировому судье, и новый рождённый его талантом прекрасный поэтический образ последней для белого движения осени.

Мы у господа Бога поблажки не просим,
Только пыль да копыта, да пуля вдогон.
И кресты вышивает последняя осень
По истертому золоту наших погон.
Почему именно к белому движению потянулось его творчество, а не наоборот? Почему ему захотелось быть именно «там», а не в другом победившем белую силу «красном» движении.
Возможно, это была реакция на так называемую «чекистскую» романтику.
Но, думаю, что неудачи своей жизни он соотносил с трагедией тех, кто вступил на путь борьбы, мысленно присоединяясь к белому движению.

Юрий Борисов
 

Происхождение понятие «белые» связано с традиционным использованием к началу XX века красного и белого цветов в политических целях, исходящих ко временам Великой французской революции, когда монархисты (то есть противники революционных изменений) использовали королевский белый цвет французской династии для выражения своих политических взглядов.
Философ Иван Ильин писал о колоссальной духовной силе противобольшевитского белого движения, которая проявлялась «не в бытовом пристрастии к родине, а в любви к России как подлинно религиозной святыне».
Без этой идеи «честного патриота» и «русского национального всеединства», по убеждению русского философа, «белая» борьба была бы обычной Гражданской войной.
Стихи Юрия Борисова действительно не о Гражданской войне, а о молитве за Россию, такой тревожной и поразительно красивой. Об этом и его стихотворение «Перед боем».

Перед боем
Закатилася зорька за лес, словно канула,
Понадвинулся неба холодный сапфир.
Может быть, и просил брат пощады у Каина,
Только нам не менять офицерский мундир.
Затаилася речка под низкими тучами,
Зашептала тревожная черная гать,
Мне письма написать не представилось случая,
Чтоб проститься с тобой да добра пожелать.
А на той стороне комиссарский редут – только тронь, а ну! -
Разорвет тишину пулеметами смерть.
Мы в ненастную ночь перейдем на ту сторону,
Чтоб в последней атаке себя не жалеть.
И присяга ясней, и молитва навязчивей,
Когда бой безнадежен и чуда не жди.
Ты холодным штыком моё сердце горячее,
Не жалея мундир, осади, остуди.
Растревожится зорька пальбою да стонами,
Запрокинется в траву вчерашний корнет.
На убитом шинель с золотыми погонами.
Дорогое сукно спрячет сабельный след.
Да простит меня всё, что я кровью своею испачкаю,
И все те, обо мне чия память, крепка,
Как скатится слеза на мою фотокарточку
И закроет альбом дорогая рука.

продолжение
 

Он был глубоко укоренен в петербургской культуре и русской классической поэзии и чувствовал её как немногие.
Отсюда его мастерство в изображении этической напряженности его стихов. Он ощущал в них и свою отверженность, будто идущий в последнюю атаку белый офицер или советский зек на лесоповале.
Цикл белогвардейских романсов такой исключительной силы был главным результатом союза поэта Юрия Борисова и певца Валерия Агафонова. Юра сочинял, Валера пел, да так, что при первых аккордах их, при первых словах их песен, ком подкатывает к горлу.
Прошло время. Стала меняться и тематика песен. Другие мысли однажды пришли к Юрию Борисову в его стихотворении «Поединок».
В одном из своих концертов автор смысл его определил так:
-«Вот для этой песни такая преамбула. Сейчас много говорят о гражданстве, о совести и чести. А это песня о том, как одного сгубила совесть, а другого честь».
Поединок
Жадные пальцы на скользкие карты легли,
И закружился с Фортуной в обнимку Обман,
Ожили в штосе десятки, вальты, короли, -
Двое играли, поручик и штабс-капитан.
Карточная игра превратилась в своеобразную обманку жизни ушедшего в прошлое белого движения. Теперь уже не патриотически настроенные герои, готовые идти на смерть ради понятия «родина» и «честь», предстают перед автором.
На первый план выходят не их красивые лица, а «жадные пальцы», которые «на скользкие карты легли».
Нарисована отрицательная картинка, в которой наряду с поручиком и штабс-капитаном, «закружился с Фортуной в обнимку Обман» и «ожили в штоссе десятки, вальты, короли».
И загулял по душе недобор-перебор…
А, может, виною был спрятанный туз в рукаве?
Горькою фразою вызлился карточный спор,
Ярым багрянцем по вешней осенней листве.
Плотно ли ненависть ваши закрыла глаза?
Всё ли готово у вас, господа, для стрельбы?
Нечего вам на прощанье друг другу сказать,
Глупые пули нацелены в гордые лбы.
Есть игра, нет настоящего действия, бой заранее проигран.
Юный поручик с пробитою грудью лежит.
Смехом неистовым зло разрядился Изъян.
Жизнь погубивший – ты ж прав не имеешь на жизнь.
Вот и пустил себе пулю под сердце наш штабс-капитан.
Их схоронили. В молчании пили вино.
Лучше бы им поделить куражи в кутеже.
Свечи горели, но было на сердце темно,
Свечи горели, но холодно было душе.
Друг мой, ты в смертную вечность не верь,
Утром с оконца тяжелые шторы откинь.
Солнечным зайчиком в душу заглянет апрель,
Небо подарит пьянящую звонкую синь.
Это стихотворение о тех, кто не смог осознать, что понятие чести ушло в прошлое и стало самообманом, над которым «смехом неистовым зло разрядился Изъян».
«Жизнь погубивший – ты ж прав не имеешь на жизнь» - вот лейтмотив стихотворения, как отсутствие всепрощенческого чувства белого движения.
Отразил он в своих стихах и картину красного движения. Только получилась она не психологически ёмкой и эмоционально содержательной, а устрашающе жестокой и неприглядной. Таково стихотворение под названием «Справа маузер, слева эфес».
Справа маузер, слева эфес
Справа маузер, слева эфес
Острия златоустовской стали.
Продотряды громили окрест
Городов, что и так голодали.
Здесь отображены даже не люди, а некие излишне вооружённые существа, на которых навешаны устрашающие предметы вооружения. В России «маузер», немецкий самозарядный пистолет, стал тогда очень популярен, благодаря кино и литературе, и воспринимался как неотъемлемая часть образа чекиста или комиссара эпохи Гражданской войны, наряду с кожаной курткой и алым нагрудным бантом.
Справа и слева у этих существ, сплочённых в продотряды, были нанизаны пистолеты и шпаги, необходимые им для погромов окрестных голодных городов. Что может быть страшнее этих действий для мирных жителей!
И неслышно шла месть через лес
По тропинкам, что нам незнакомы.
Гулко ухал кулацкий обрез
Да ночами горели укомы.
«Красные» продолжали свою «месть через лес По тропинкам, что нам незнакомы», а в ответ «Глухо ухал кулацкий обрез Да ночами горели укомы».
Не хватало ни дней, ни ночей
На сумбур мировой заварухи.
Как садились юнцы на коней
Да усердно молились старухи!..
Это уже было не белое движение с понятиями чести и правды, а беспощадное движение, в котором погибало всё, чтобы усилить «сумбур мировой заварухи».
Перед пушками, как на парад,
Встали те, кто у Зимнего выжил,
Расстреляли мятежный Кронштадт,
Как когда-то Коммуну в Париже…
И не дрогнула ж чья-то рука
На приказ, что достоин Иуды,
Только дрогнули жерла слегка,
Ненасытные жерла орудий.
Так мог написать только свободный и смелый человек, которому нечего было терять.

Юрий Борисов (окончание)
 

Юрий Борисов жил как бы за пределами советской действительности, в полнейшем отчуждении не только от официальной его стороны, но и от обычной, бытовой укоренённости в обществе.
Великий поэт Александр Блок считал, что "художник - это тот, для кого мир прозрачен, кто роковым образом, даже независимо от себя, по самой природе своей видит не один только первый план мира, но и то, что скрыто за ним... Художник - это тот, кто слушает мировой оркестр и вторит ему, не фальшивя".
Борисов был именно таким художником. Он наполнял свои стихи глубоким смыслом и никогда не фальшивил ни в своих стихах, ни жизни.
Валерий Кругликов однажды о нём сказал так:
- «Я одно могу сказать, чем больше я слушаю Борисова, тем больше мне нравится, как он поёт и играет. Он не врёт нигде. Ни в словах, ни в музыке, ни в голосе... Русский человек, вообще, не врёт – ему это незачем. Ни в каком смысле. Врёт – значит нерусский...»
Своей судьбой и своими песнями русский поэт Юрий Борисов свидетельствует не только о трагичности бытия, но и возможности возвышенного человеческого существования в нечеловеческих условиях.

Письмо к Татьяне Михайловне. Песня белого офицера в
ночь перед последним боем (к спектаклю по М.Булгакову
"Белая гвардия")

Стихи Дмитрия Кимельфельда

У "максима" кровь - водица,
Он лопочет - не уснет.
В белокаменной столице
Комиссары с матросней.
Тьма висит над Перекопом,
Ждут околыши утра:
Завтра все погибнем скопом,
Завтра все погибнем скопом,
Золотые юнкера...

Вам, Татьяна Михайловна,
И семнадцать не дашь ведь.
Вы и косы закалывали,
Чтобы выглядеть старше.
Да не щурьтесь вы, полноте,
Возвращения нету.
Вы меня и не вспомните,
Впрочем, дело не в этом.

Переполнен Севастополь
Дрянью - Божья благодать,
Не видать первопрестольной
Нам России, не видать.
Где носила, где косила
Наша белая судьба -
Кровь-водица у "максима",
Кровь-водица у "максима",
И у нас не голуба...

Вот, Татьяна Михайловна,
Где нам встретиться выпало.
Ваши губы опаловые
До конца кем-то выпиты.
Мы любовники старые,
Мы, чуть что, - напролом,
Я ведь ночи простаивал
Под вашим окном.

Вот рассвет, как серый глянец,
Ухмыляется "максим":
Через прорезь, братец, глянем
На пророков и мессий.
Был Господь бы, попросил бы -
Нет, о жизни бы не стал -
Схоронить меня в России,
Схоронить меня в России,
Можно даже без креста...

Все, Татьяна Михайловна,
В пулемете нет лент.
Обо мне не слыхали вы
Столько зим, столько лет.
Вы вернетесь на Сретенку
Жарким каменным летом.
На окне там отметинка,
Впрочем, дело не в этом.

Вот как надо любить свою Родину
 

Памяти Л.Г.Корнилова


Бегу не от жизни,
В былое уход – не Исход.
В пожарах гражданской
Сгорели столбы верстовые...
Болярина Лавра
И первый Кубанский поход
Вином и молитвой,
Увы, не помянет Россия.

Припасть бы к истокам
В промозглых кубанских степях,
Где шли добровольцы,
Кресты вдоль дорог оставляя...
Спаситель прострелянный
Плыл над рядами папах,
На путь этот крестный
Устало глаза закрывая.

Мне скажут: химера!
Какой восемнадцатый год?
Но снова эпоха
Диктует забытую драму.
И я помяну
Всех, кого выводили в расход
По прихоти левой ноги
Победившего хама.

И Бог отвернулся,
И проклял державу мою,
Где полною мерой
Мы все, что хотели, вкусили.
За белое воинство
Полную чашу налью
И всех помяну,
От кого отвернулась Россия.

Горька эта чаша,
Как горек их жребий земной.
Изолгана память.
В чужих палестинах погосты...
Но песня моя
Продолжает поход Ледяной,
Хоть всё на круги возвратить
Даже песне не просто.

Но хочется верить:
В былое уход – не Исход,
Вновь память расставит
Кресты, как столбы верстовые...
Болярина Лавра
И первый Кубанский поход
Вином и молитвой,
Быть может, помянет Россия.

http://www.youtube.com/watch?v=Gjq2q2HykSU
Бард Андрей Земсков из Владивостока:

Белый снег России

Белый снег России над полями кружит,
Заметает вьюга серые кресты.
Знать, лихое время – да по наши души:
Крепко зубы сжаты, а глаза пусты.

И молчат пророки, и кричат невежды,
Что погибла вера, все сошли с ума.
А Россию снова в белые одежды
Наряжает тихо русская зима.

Белый снег России… Ни царя, ни Бога…
Кто погиб в Ростове, кто прорвался в Крым…
Как в цыганской песне, эх, дальняя дорога
Выпала нам, грешным, по местам святым.
…Ангелы смывают кровь с пробитых крыл.

Белый снег России падает на плечи,
Звёздочки – снежинки - на погон в просвет.
Небо восковые зажигает свечи,
Да кроваво-красный гасит их рассвет.

Пулемётной лентой давится станковый,
Телеграфной лентой вьётся крестный путь.
И врагу на счастье ветер гнёт подковы,
И нательный крестик обжигает грудь.

Пропитался красным белый снег России.
Не по комиссарской воле ли беда?
Все мы вдоволь кровью землю оросили…
Что взойдет весною в поле? – лебеда…

Белый снег России на еловых ветках,
И межой по сердцу – край кромешной тьмы.
Эх, лихое время – русская рулетка!
На войне гражданской все побеждены.

Малоизвестная песня Александра Малинина "Полк юнкеров" на стихи В. Оксиковского:

http://www.youtube.com/watch?v=TIaqjdoiOv0

Какая осень на дворе,
Закатом золотятся окна,
И купола церквей, как воздух в янтаре,
Какая осень на дворе...

Какая светлая печаль
Кладет на плечи волосы и руки,
А мы идем, лишь эхо улиц узких,
Какая светлая печаль...

По спящему городу молча беззвучно мы шли,
Не полк юнкеров, а мягкий резиновый шар.
Лишь сапоги оголтело купались в пыли,
Волю дорог обменяв на схему казарм.

Но впервые труба прокричала "боевая тревога",
А дальше был бой, словно свадьба со смертью,
Я помню, чмокала грязью дорога
И нас оставалось не больше трети.

Господа, суждено нам погибнуть,
Застегнуться до верхней - кителя ваши потные.
Я прошу вас ровнее спины,
Смерти смотрят в глаза, а не под ноги.

Господа юнкера, вам семнадцать, мне - сорок пять,
Но замечу я вам, что чем дальше, тем ниже и ниже,
Кто в минуту сомненья пред быдлом попятится вспять,
Тот от скуки по Родине сдохнет в бардачном Париже.

Немного классики
 

Марина Цветаева "Юнкерам убитым в Нижнем" (из книги "Лебединый Стан"):

Сабли взмах —
И вздохнули трубы тяжко —
Провожать
Легкий прах.
С веткой зелени фуражка —
В головах.


Глуше, глуше
Праздный гул.
Отдадим последний долг
Тем, кто долгу отдал — душу.
Гул — смолк.
— Слуша — ай! На — кра — ул!


Три фуражки.
Трубный звон.
Рвется сердце.
— Как, без шашки?
Без погон
Офицерских?
Поутру —
В безымянную дыру?


Смолкли трубы.
Доброй ночи —
Вам, разорванные в клочья —
На посту!

Андрей Земсков - Исход

Расказачили Дон, обезглавили храмы,
И последний патрон ждёт удара бойка.
За российский кордон тянут лошади с храпом
Тело Каппеля через застывший Байкал.

Генеральский эскорт – неживая пехота.
Где-то лязгнул затвор, как медвежий капкан.
Кровь, обиду и скорбь Ледяного похода
Ты запомни, река под названием Кан.

Исход России из России на восток...
Когда-то белый снег чернеет в одночасье.
На посошок прими стакан, разбей на счастье
И зачеркни невозвращение крестом.

Исход России... Будет долгою зима.
Всего две оттепели – разве ж это много?
Крестами – вешками отмечена дорога,
И снег – не поднятая вьюгой целина.

На Харбинской земле мы узнаем едва ли,
Чем закончится там победителей пир.
Не на поле в седле, а в лубянском подвале
Будет Блюхер убит и расстрелян Якир.

Что же, всем по делам Бог воздаст и по вере:
Кто во льду Колымы, кто в осеннем жнивье,
А Спасителя Храм приведён к высшей мере –
И осколки упали на Сен-Женевьев.

Исход России из России на восток...
Когда-то белый снег чернеет в одночасье.
На посошок прими стакан, разбей на счастье
И зачеркни невозвращение крестом.

Исход России... Будет долгою зима.
Всего две оттепели – разве ж это много?
Крестами – вешками отмечена дорога,
И снег – не поднятая вьюгой целина.

Мы вернёмся назад, мы, конечно, вернёмся
И могилы своих дорогих навестим.
Там пылает закат и тяжёлое солнце
Клонит голову вниз на дощатый настил.

Нас потомки простят и помирят с врагами,
Рядом с "Красной Звездою" "Георгий" блеснёт.
А покуда блестят полыньи под ногами, -
Продолжается русский Ледовый Исход...

Владимир Даватц (1883-1944) участник Белого движения, ученый, мемуарист, погиб, сражаясь в Русском корпусе.
Памятник
Александру Павловичу Кутепову

На склоне широком Галлиполи,
Где цепь убегает холмов,
Чужою землею засыпали
Последних российских бойцов.
Рука же родная им сделала,
Заснувшим неведомым сном,
Из камня и мрамора белого
Курган, осененный крестом.
Не раз перед ним собиралися
И Богу моленья несли
Все те, кто на страже осталися
Знамен и Российской Земли…
Овеян церковным курением,
В венках от родимых частей,
Воздвигся он грозным видением
Для недругов русских людей.
И сколько бы терний ни сыпали,
Мы будем тверды как гранит:
Мы помним, что там, у Галлиполи,
Наш памятник гордый стоит…

2 января 1922. Константинополь.

Стихотворение Арсения Несмелова (Митропольского) 1889 -- 1945 офицера Императорской, а затем Белой армии Адмирала Колчака.
На мой взгляд из белогвардейцев, занявшихся литературной деятельностью Несмелов самый талантливый. Его проза и поэзия "конкурентноспособна" с творчеством профессиональных литераторов. И при том первого ряда. Он сумел не только претворить свой личный опыт в прозу ("Короткий удар") или поэзию ("В Нижнеудинске"), но и создать живые, запоминающиеся образы, не связанные с современной ему историей (поэма "Протопопица").

Пели добровольцы. Пыльные теплушки
Ринулись на запад в стукоте колес.
С бронзовой платформы выглянули пушки.
Натиск и победа! или -- под откос.
Вот и Камышлово. Красных отогнали.
К Екатеринбургу нас помчит заря:
Там наш Император. Мы уже мечтали
Об овобожденьи Русского Царя.
Сократились версты, -- меньше перегона
Оставалось мчаться до тебя, Урал.
На его предгорьях, на холмах зеленых
Молодой, успешный бой отгрохотал.
И опять победа. Загоняем туже
Красные отряды в тесное кольцо.
Почему ж нет песен, братья, почему же
У гонца из штаба мертвое лицо?
Почему рыдает седоусый воин?
В каждом сердце -- словно всех пожарищ гарь.
В Екатеринбурге, никни головою,
Мучеником умер кроткий Государь.
Замирают речи, замирает слово,
В ужасе бескрайнем поднялись глаза.
Это было, братья, как удар громовый,
Этого удара позабыть нельзя.
Вышел седоусый офицер. Большие
Поднял руки к небу, обратился к нам:
-- Да, Царя не стало, но жива Россия,
Родина Россия остается нам.
И к победам новым он призвал солдата,
За хребтом Уральским вздыбилась война.
С каждой годовщиной удаленней дата;
Чем она далече, тем страшней она.

Короткое, но очень пронзительное стихотворение В. Смоленкского о любви к Родине!

Над Черным морем, над белым Крымом
Летела слава России дымом.

Над голубыми полями клевера
Летели горе и гибель с севера.

Летели русские пули градом,
Убили друга со мною рядом,

И Ангел плакал над мёртвым ангелом…
- Мы уходили за море с Врангелем.

Владимир Смоленский (1901-1961) - родился и вырос в отцовском имении под Луганском, который входил тогда в Область Войска Донского. Его отец, полковник, потомственный донской казак, служил в жандармском полицейском управлении и был расстрелян большевиками на глазах сына. С 1919 г. Владимир Смоленский воевал в Добровольческой армии, с которой и эвакуировался из Крыма. Жил в Тунисе, потом во Франции. Работал на металлургических и автомобильных заводах. Среднее образование закончил в русской гимназии в Париже. После обучения в Высшей коммерческой школе работал бухгалтером.

Стихотворение Арсения Митропольского
"В Нижнеудинске":

День расцветал и был хрустальным,
В снегу скрипел протяжно шаг.
Висел над зданием вокзальным
Беспомощно нерусский флаг

И помню звенья эшелона,
Затихшего, как неживой,
Стоял у синего вагона
Румяный чешский часовой.

И было точно погребальным
Охраны хмурое кольцо,
Но вдруг, на миг, в стекле зеркальном
Мелькнуло строгое лицо.

Уста, уже без капли крови,
Сурово сжатые уста!..
Глаза, надломленные брови,
И между них - Его черта, -

Та складка боли, напряженья,
В которой роковое есть…
Рука сама пришла в движенье,
И, проходя, я отдал честь.

И этот жест в морозе лютом,
В той перламутровой тиши, -
Моим последним был салютом,
Салютом сердца и души!

И он ответил мне наклоном
Своей прекрасной головы…
И паровоз далеким стоном
Кого-то звал из синевы.

И было горько мне. И ковко
Перед вагоном скрипнул снег:
То с наклоненною винтовкой
Ко мне шагнул румяный чех.

И тормоза прогрохотали, -
Лязг приближался, пролетел,
Умчали чехи Адмирала
В Иркутск - на пытку и расстрел!

Тральщик "Китобой"

Это не напыщенная ода,
Обойдемся без фанфар и флейт!
… Осень девятнадцатого года,
Копенгаген. Безмятежный рейд.

Грозная союзная эскадра
Как вполне насытившийся зверь, -
Отдыхает… Нос надменно задран
У любого мичмана теперь.

И с волною невысокой споря,
С черной лентой дыма за трубой, -
Из-за мола каменного, с моря
Входит в гавань тральщик «Китобой».

Ты откуда вынырнул, бродяга?
Зоркий цейс ответил на вопрос:
Синий крест Андреевского флага
Разглядел с дредноута матрос…

Полегла в развалинах Россия
Нет на ней державного венца,
И с презреньем корабли большие
Смотрят на малютку-пришельца.

Странный гость! Куда его дорога
Можно ли на рейд его пустить?
И сигнал приказывает строго:
«Стать на якорь. Русский флаг спустить».

Якорь отдан. Но, простой и строгий,
Синий крест сияет с полотна;
Суматоха боевой тревоги
У орудий тральщика видна.

И уже над зыбью голубою
Мчит ответ на дерзость, на сигнал
«Флаг не будет спущен. Точка. К бою
Приготовьтесь!» - Вздрогнул адмирал.

Он не мог не оценить отпора!
Потопить их в несколько минут
Или?.. Нет, к громадине линкора
Адмиральский катер подают!

Понеслось. И экипаж гиганта
Видел, как взойдя на «Китобой»,
Заключил в объятья лейтенанта
Пристыженный адмирал седой.

Вот и все. И пусть столетья лягут,
Но Россия не забудет, как
Не спустил Андреевского флага
Удалой моряк!

Кое что из современного – песня на сл. Олега Дегтярёва
Волк Ангел - Сердца сроднились с огненной бедой

Над головой шатер из чёрных ив.
Мотив реки высок у переката.
Наш ротмистр - угрюм и молчалив,
как отблески осеннего заката.

Хранимые вечернею водой,
Мы отдыхаем перед новым боем.
Сердца сроднились с огненной бедой.
В России нынче нет нигде покоя.

От запаха душистых диких трав,
плутает память, в ветках застывая.
Понять сейчас, кто прав, а кто не прав...
Уже не в силах изгнанный из рая.

Земля я слышу ненависть твою,
Шумят надрывно сабельные рощи.
И Русь самоубийцей на краю,
в кровавой бездне волосы полощет.

День завтрашний таит свою корысть.
Ему к лицу свинцовая работа.
Шрапнелью искалеченная высь,
под исповедь слепого пулемёта.

Один у правды есть судья и страж,
неужто Он так к красным благосклонен.
Но шепчет ротмистр молитву "Отче наш"
сжимая крестик золотой в ладони.

Арсений Несмелов
 

ВОСЕМНАДЦАТОМУ ГОДУ

Идут года. На водоемах мутных
Летящих лет черту не проведу.
Всё меньше нас, отважных и беспутных,
Рожденных в восемнадцатом году.

Гремящий год! В венце багровых зарев
Он над страной прозыбил шаткий шаг,
То партизан, то воин государев,
Но вечно исступлением дыша.

_____

И, обреченный, он пылал отвагой.
Был щит его из гробовой доски.
Сражался он надломленною шпагой,
Еще удар, и вот она — в куски.

И умер он, взлетев ракетой яркой,
Рассыпав в ночь шрапнели янтаря;
В броневике, что сделан из углярки,
Из Омска труп умчали егеря.

Ничьи знамена не сломила гибель,
Не прогремел вослед ничей салют,
Но в тех сердцах, где мощно след он выбил,
И до сих пор ему хвалу поют.

И не напрасно по полям Сибири
Он проскакал на взмыленном коне
В защитном окровавленном мундире,
С надсеченной гранатою в руке.

Кто пил от бури, не погасит жажды
У мелко распластавшейся струи,
Ведь каждый город и поселок каждый
Сберег людей, которые — твои.

Хранят они огонь в глазах бесстрастных,
И этот взор — как острие ножа.
Ты научил покорных, безучастных
Великому искусству мятежа!

Пусть Ленин спит в своем гробу стеклянном —
Пуст Мавзолей и мумия мертва,
А ты еще гуляешь по полянам,
И году прогремевшему — хвала.

Хвала тебе, год-витязь, год-наездник,
С тесьмой рубца, упавшей по виску.
Ты выжег в нас столетние болезни:
Покорность, нерешительность, тоску.

Всё меньше нас — о Год! — тобой рожденных,
Но верю я, что в гневе боевом
По темным селам, по полям сожженным
Проскачешь ты в году...

Вспоминая эскадру - Андрей Соболев

Анастасии Александровне Манштейн-Ширинской

Уход был организован,
Немного досталось врагам.
Они бы по первому зову
Вернулись к родным берегам.
И слухам пошлым не верьте,
Не сравнивайте с беглецом.
Стоял русский флот в Бизерте,
И в грязь не ударил лицом.

Вдали от родных причалов,
И от России вдали.
Чужая волна качала
Их славные корабли.
Они у судьбы не просили
Спасения от невзгод.
''На будущий год в России!''—
Был тост их на Новый год.

Уж скоро сто лет минует,
Как кончили воевать.
Но землю свою, родную,
Не можем своею назвать.
Пока корабли в бухте наши,
Но сколько им тут стоять?
Ведь флоту горькую чашу
Готовит судьба опять.

Век нынешний только в начале,
Но с кем мы сегодня в родстве?
Ведь свой Новый год отмечаем
Мы раньше на час, по Москве.
И ночью январскою синей,
В разгар украинской зимы.
''На будущий год в России!''--
Cвой тост поднимаем мы.

(Из письма рядового Добровольческой армии Андрея Трофимова Матери)
Песню на стихи слышал в исполнении К. Куклина

Здравствуй Мама! Сейчас передышка.
Как прекрасен осенний рассвет...
Все меня называют мальчишкой,
за мои двадцать с хвостиком лет.
***
Знаешь Мама ! Скучаю по Насте.
Скоро станет невестой сестра.
Дай ей Бог и здоровья и счастья!
И судьба к ней пусть будет добра.
***
Помнишь Мама! Отец перед смертью
Повторял: О покое забудь!
И сейчас в этой злой круговерти
Каждый выбрал свой собственный путь.
***
Верь мне Мама! Мы встретимся скоро.
Этот день вижу Я наяву.
Разобьём большевистскую свору!
Нас Деникин ведёт на Москву.

Я душу сжег в заснеженных степях,
В ревущих жерлах орудийных глоток.
Закат запекся кровью на штыках,
Когда я в рост шагал на пулемёты.
Я шёл в шеренгах именных полков
И офицерских сводных батальонов.
Но золото московских куполов
Не заиграло в золотых погонах.

Над Сивашом раскаты батарей,
Трубач «отход» трубил усталым ротам.
Увы! «Последний довод королей»
Не в нашу пользу высказан народом.
Вставала борта серая стена,
Толпа роняла в воду чемоданы.
Ах, господа, чужая сторона
Не возродит разрушенные храмы.

Я сердце сжег и прах его пропил
От Петрограда до Владивостока,
Где меж крестов заброшенных могил
Потерян крест последнего пророка.
И вспыхнул мозг, и погрузился в тьму,
И все грехи мне пуля отпустила.
Я был расстрелян в декабре в Крыму
В десятках тысяч сдавшихся на милость.

Стреляли в грудь. Убили. Наповал.
Шальная лошадь поскакала дальше.
Он на удачу никогда не уповал:
"Она ж как жизнь: В ней слишком много фальши!".

А я веду, веду свою борьбу,
Хотя товарищ мой убит жестоко.
Упорно верю в случай и в судьбу,
В счастливый миг и нерушимость рока.

Убитый был совсем ещё пацан,
Но офицер...И это так заметно...
Когда в груди заныло от свинца,
Он улыбнулся тихо и приветно.

Он улыбнулся, будто бы с небес,
Куда душа отправиться спешила,
А я удачлив с детства, словно бес,
Меня война прикончить не решилась.

Я посмотрел убитому в лицо:
В его глазах живое угасало...
Я прокричал: "Серёжа! Молодцом!"
И опустил по-рыцарски забрало...

Мы сумели умереть
дважды
И при этом сохранить
веру.
Не успели утолить
жажду,
Не сумели уберечь
нервы.

На войне не залечить
раны.
Дотянуться б до врага
глотки.
Пить шампанское пока
рано,
И во фляге потому
водка.

Перебиты у орла
крылья,
У поэта перебит
стилос.
Стало страшной и хмельной
былью
Что в кошмарах по ночам
снилось.

Я до боли сжал коню
холку.
Обложили нас, ответ -
боем.
Я почувствовал себя
волком.
Захотелось изойтись
воем.

Погибать так погибать...
Каждый
На врага тогда летел
первым...
Мы сумели умереть
дважды
И при этом сохранить
веру.

стихи Игоря Шептухина поет Александр Добронравов

Исповедь русского офицера

Русь! Отчизна моя!
Снятся мне твои дали.
Слышу трель соловья
И малиновый звон.
Я признаюсь тебе,
Что в минуты печали
Я страдаю душой,
Вспоминая свой дом.
Ширь полей и лесов
Твоих статных и сильных
И прибрежный песок
У разлившихся рек,
Плач берёз по весне -
Это тоже Россия!
Не забыть их вовек,
Помешает лишь смерть.
Вспоминаю и то,
Как удАло мы жили,
Шли по жизни красиво,
Легко, широко.
Императору верой
И правдой служили.
Где теперь государь?
Далеко-далеко.
Нас в последнем бою
Пулемёты косили,
Когда в конном строю
Шёл под сенью знамён,
Вынув шашки из ножен,
Офицерской России
С шитым златом погон
Лейб-гусар эскадрон.
Я не прЕдал твою
Православную веру,
Не нарушил в бою
И присяги слова.
Лишь с последним патроном
В стволе револьвера
Я тебя покидал,
Дорогая моя!
Бухарест и Париж,
Лиссабон и Варшава-
Где б меня не носило,
Не бросала судьба,
Ты меня выручала,
Дорогая Россия,
Подставляя всегда
Мне свои стремена.
Повидал я по свЕту
Стран немало красивых.
Жил бездумно, нелепо,
Да, по всякому жил,
Но везде, где б я ни был,
Дорогая Россия,
Лишь тебе я служил
И тебя я любил.
О тебе я молюсь,
Небесах твоих синих,
Ничего не боюсь-
Лишь была б ты жива!
Что б церквей куполов,
Золотая Россия,
Не лишалась страна
Никогда, никогда.
Чтобы клятвой звучало
Завещанье потомкам:
Возродится Россия
После бурь и невзгод,
Соберётся в едино опять
Из обломков.
Потому что мы русские,
С нами наш Бог!
http://www.youtube.com/watch?v=onu5ZZxeCJI

Россия
 

Девять дней отступали
До последней земли.
Скольких мы потеряли
В придорожной пыли!

В этом парке у моря
Будем насмерть стоять -
Просто некуда более
Нам отступать.

А за нами морские
Волны лижут гранит.
А пред нами Россия
Пыльной степью лежит.

Пыль стоит над степями
От ударов копыт,
Черный дым над полями
Поднимаясь, летит.

Над последней стоянкою
Запылает закат,
И нагрянет с тачанками
Их передней отряд.

Остаемся на месте,
Смерть сумеем принять,
Жизнь отнимут, но чести
Им у нас не отнять.

Боже наш, боже правый,
Где же правда твоя?
На обломках державы
Вопрошаю тебя!

В этот вечер навечно
Обратимся в ничто,
Все мы грешны, конечно,
Но Россию - за что?

Натерпелась немало
От минувших веков,
Но еще не бывало
С ней таких катастроф.

Этот новый мессия
Все сметет, что же даст?
Вдруг не сможешь, Россия,
Ты стерпеть в этот раз?

Небо синее, синее,
Дали в дымке пусты.
Мы пред нашей Россиею
Оставались чисты,

Но теперь умираем,
Не спася - погубя!
На кого оставляем,
Россия, тебя?

Ах, Россия, что сделают
Эти люди с тобой,
Все снесут неумелою
Грубой рукой.

Мчит слепая стихия,
И куда занесет?
Ах, Россия, Россия,
Ты прости нас за все!

Ты прости нас, Россия,
Тебе были верны,
Но сегодня бессильны
Прежней славы сыны.

Нам испить эту чашу,
Как горька в ней вода!
Это общая наша
Вина и беда.

Альберт Салтыков - Мадам
 

http://www.bisound.com/index.php?nam...le&id=10201811

Альберт Салтыков - Мадам