Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман;
Но в нас горит еще желанье,
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.
Мы ждем с томленьем упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
1818 Пушкин
__________________
Нарисую улыбку стильную, ту, что смотрится сверхъестественно - я такая зараза сильная, Я - сплошное стихийное бедствие
Авторская композиция Вячеслава Серёгина-Мы бежали за счастьем за пределы России.
Русские эмигранты первой волны бежали в Европу после революции, в Гражданскую войну, во время красного террора... Бежали, спасая свою жизнь. А что их ждало на чужбине? Голод, нищета, грошовая унизительная работа, неотвязные мысли о прошлом... Во многих случаях - алкоголь или самоубийство. Каково им, бывшим царским генералам, послам, архиереям так существовать - работать сторожами, расклеивать объявления, влезать в сомнительные аферы, одалживать, а то и выпрашивать деньги у более удачливых соотечественников? Насколько высокое положение занимали эти люди у себя на Родине и как низко они пали!
Дом в Пасси - "русский" дом в Париже, населенный почти одними эмигрантами. Живущие в нем приспосабливались переменам, как могли.
Париж структурируют, дополняя друг друга: Сена, каналы и бульвары. Парижане, кроме того, успешно интериоризировали административное деление. Двадцать округов (arrondissements) закручиваются улиткой по часовой стрелке; в центре – остров Сите (Île de la Cité). Выбор маршрутов, следовательно, широчайший. Можно держаться Сены, переходя время от времени с одного берега на другой, но скорее следуя течению, чем наоборот, – то есть с востока на запад. А можно бродить по бульварам, кружить вокруг Этуаль (Étoile) или забраться на Монмартр (Montmartre). Еще Париж делят на правобережный (rivedroite, «beaux quartiers») и левобережный (rive gauche). Но это, скорее, традиция, потому что красота повсюду, – а лучше всего ее видно, пожалуй, с мостов, в перспективе.
Парижская эмиграция у каждого своя, как Пушкин. Кому-то представляется немного обедневшая в переездах, но сохранившая свой холодный блеск аристократия, кому-то – не согласившийся с революцией литератор, кому-то – русский таксист, который, возможно, имеет отношение к обоим сословиям. Очевидно, что все они сосуществовали в Париже между двумя мировыми войнами. Как и представители нынешней русскоязычной диаспоры, одной их самых крупных в мире, «белые русские» (Russes blancs) практиковали самые разные подходы к социализации и даже знать не ограничивала себя рамками одного аррондисмана. Упомянутые таксисты – квинтэссенция тогдашнего и сегодняшнего эмигранта, достаточно предприимчивого или, наоборот, отчаявшегося, чтобы отправиться кружить по паутине парижских улиц, лишь отчасти спрямленных Османом, не довольствуясь бедным бытом гетто, которые, конечно, имелись.
По свидетельству одного из современников, в начале 1930-х в Париже было пятнадцать русских православных храмов. Сегодня их меньше, но места вроде Свято-Сергиевского подворья (Paroisse Saint-Serge), в котором с 1925 года находится Православный богословский институт (Institut de théologie orthodoxe), по-прежнему в центре жизни «русского» Парижа, то есть той части диаспоры, которая связывает собственную идентичность с восточной версией христианства.
После православной архитектуры однообразные османовские дома, в которых жила эмигрантская элита, заиграют новыми оттенками своего песочного цвета. Для верности параллели с пьяной прогулкой можно время от времени пропускать рюмку в русских ресторанах – не сермяжной правды ради, а чтобы расшатывать сусальный же «парижский миф», с вином и сыром. Осторожно, двери восприятия открываются. Следующая станция – «Собор Александра Невского».
Собор Александра Невского (Сathédrale Saint Alexandre Nevsky) на рю Дарю (Rue Daru), безусловно, главная эмблема русского Парижа.
Собор Александра Невского
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Последний раз редактировалось Вячеслав Серёгин, 01.08.2013 в 13:00.
Мост Бир-Хаким (Pont de Bir-Hakeim) через Сену, соединяющий 15-й и 16-й округа Парижа
Узнаваемо «русских» зданий в Париже совсем мало (железобетонное посольство РФ, к счастью, находится на такой окраине, что случайно на него не наткнешься.
Без эмиграции не было бы Парижа, – это аксиома нашего повествования. Отсюда важность для города торговли и войны, направляющих людские потоки. Об этом можно размышлять, направляясь к Триумфальной арке (Arc de triomphe) по одной из широких авеню: Ош (Avenue Hoche) – в честь генерала эпохи Великой французской революции, или Ваграм (Avenue de Wagram) – в честь одной из побед Наполеона.
Триумфальная арка на площади Шарля де Голля
Наскоро оценив замкнутую площадью Согласия (Place de la Concorde) и садом Тюильри (JardindesTuileries) перспективу Елисейских Полей (Champs-Élysées), продолжаем огибать пляс Шарль-де-Голль (Place Charles-de-Gaulle) по часовой стрелке. До 1970 года площадь называлась пляс де Л’Этуаль (Place de l’Étoile). В 1925-м Маяковский скаламбурил в своем парижском цикле:
Веселых
тянет в эту вот даль.
В Париже грустить?
Едва ли!
В Париже
площадь
и та Этуаль,
а звезды –
так сплошь этуали.
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
В двух шагах от арки, если идти по левой стороне авеню де-ля-Гранд-Арме (Avenue de la Grande Armée) в сторону Ля-Дефанс (La Défense), есть немаловажный для русской истории Парижа уголок. В 1924-м на рю д'Аржантин (Rue d’Argentine), которая тогда называлась рю д’Облигадо (Rue d’Obligado), открылся дом моды IRFÉ. Его основали ИРина и ФЕликс Юсуповы – племянница последнего русского императора и один из убийц Распутина.
Ирина и Феликс Юсуповы
Сначала дела у предприятия пошли вроде бы неплохо – ателье переехало в более просторное помещение на рю Дюфо (Rue Duphot), 19, в престижный район между рю Сент-Оноре (Rue Saint-Honoré) и бульваром Мадлен (Boulevard de la Madeleine), но история его была исключительно короткой и цитируется как классический случай предпринимательской несостоятельности русских эмигрантов: в 1930 году дом моды закрылся. А еще через восемь лет на перпендикулярную рю д'Аржантин рю Сайгон (Rue de Saïgon), в дом № 8, переехали Владимир и Вера Набоковы. Это была их первая собственная парижская квартира, но никаких табличек на этот счет на доме не видно, как и в случае с IRFÉ, – русский след приходится восстанавливать по другим источникам (вместе с путеводителем можно захватить, например, воспоминания Нины Берберовой «Курсив мой»). Вряд ли Набоковых привлекала близость к дому одного из знаменитых русских кабаре. Скорее – покой, который здесь по-прежнему в изобилии. Достаточно пройти до конца рю Сайгон и, повернув направо на рю Рюд (Rue Rude), выйти к скверу на авеню Фош (Avenue Foch) и посидеть там с местными пенсионерами.
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Когда покой наскучит, можно спуститься к набережной Сены, почти всегда оживленной. Лучше всего выбрать для этой цели авеню Марсо (Avenue Marceau), но не из-за чудовищной церкви Сен-Пьер-де-Шайо (Église Saint-Pierre-de-Chaillot) на правой стороне улицы и не потому, что она ведет к туннелю, в котором погибла принцесса Диана. Следующий пункт нашей прогулки – Русская консерватория им. Сергея Рахманинова (Conservatoire Russe de Paris Serge Rachmaninoff) на авеню Нью-Йорк, 26, созданная в 1924 году Николаем Черепниным. Сергей Рахманинов, в свою очередь, был почетным председателем Русского музыкального общества во Франции, учрежденного в 1931 году, и регулярно гастролировал во Франции. В консерватории его имени по-прежнему преподают музыку на двух языках, – разумеется, есть класс балалайки и семиструнной гитары; однако тогдашние эмигранты и нынешние парижане чаще поминают консерваторскую столовую, в которой по-прежнему принято пить водку с русским размахом. Отказаться от этого соблазна сложно, поскольку сегодняшние хозяева La Cantine russe с завидным мастерством воссоздали – почти напротив Эйфелевой башни – атмосферу умеренно злачного замоскворецкого кафе. Блондинка официантка, бордовые скатерти, полутьма, какие-то балалайки на стенах – не хватает только флиртующих бухгалтеров и инспекторов отдела кадров за сорок, отправляющих в свои крупные тела пиво с водкой.
Выпив, продолжайте шагать по набережной в сторону Трокадеро (Trocadéro), с садами и эспланадой. Если стоять на эспланаде лицом к Эйфелевой башне, справа будет рю Банжаман Франклан (Rue Benjamin Franklin) (примерно так имя великого американца надо произносить, если придется спрашивать дорогу), которая ведет к одному из центров русской эмиграции – району Пасси (Passy).
Поэт Зинаида Гиппиус рассказывает об их с Дмитрием Мережковским планах переезда во Францию: «Мечтая о Париже, мы ее [квартиру] почему-то воображали в Пасси».
Получилось не с первого раза (они сначала жили на авеню Теофиль Готье (Avenue Théophile Gautier), которая немного дальше, за Домом радио), но именно в Пасси, на авеню дю-Колонель-Бонне (Avenue du Colonel-Bonnet), 11, они позже проводили регулярный смотр литературным силам эмиграции. На правах старейших, еще дореволюционных парижан и литераторов, стоявших у истоков русского Серебряного века, Мережковский и Гиппиус превратили воскресные чаепития в Пасси в литературный салон, в котором сами же и были главными критиками. Вообще, чуть ли не каждая улочка вокруг рю Рейнуар (Rue Raynouard) хранит память о русском художнике или аристократе. Поэт Дон-Аминадо характерно рифмовал в одном из своих фельетонов «Passy – Руси».
Кроме Пасси русские эмигранты облюбовали 15-й округ, который пересекают длинные улицы Лекурб (Rue Lecourbe) и Конвансьон (Rue de la Convention).
Фаланстер «Улей» в 15-м округе, где жили и работали русские художники
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Это предпочтение объяснялось прежде всего близостью автомобильного завода «Ситроен», на котором работали сотни российских эмигрантов: например, подвизался слесарем, перед тем как пойти учиться в Сорбонну, один из самых крупных писателей своего поколения Гайто Газданов. (Благодаря заводу «Рено» выходцы из Российской империи обильно населяли парижский пригород Булонь-Бийанкур (Boulogne-Billancourt).) Деиндустриализация района Жавель (Javel) и принадлежащей к нему набережной Сены закончилась только в начале 1980-х, поэтому прогулки здесь рекомендуются только ценителям новостроя.
Консервативным любителям Парижа лучше доехать до метро «Конвансьон» (Convention) и начать прогулку с созерцания дома Павла Милюкова, одного из структурообразующих деятелей русской эмиграции, и прежде всего редактора главной русскоязычной газеты «Последние новости», которая выходила с 1921-го по 1941-й (редакция размещалась сначала на пляс дю-Пале-Бурбон (Place du Palais-Bourbon), а затем переехала на рю Тюрбиго (Rue de Turbigo), 26). По словам очевидцев, он жил (на рю Лериш (Rue Leriche), 17) в невероятно спартанских условиях, контрастировавших с его авторитетом, и при этом беспрерывно выступал с лекциями и речами, а его 70-летие в 1929 году праздновал не только весь Париж, ноибольшая часть эмигрантской Европы. Поблизости, на рю Жак Мауас (Rue Jacques Mawas), 9, гостил у своего кузена Николая Владимир Набоков, сын другого известного члена партии кадетов, погибшего в берлинском покушении на Милюкова.
Выбравшись из аппендикса рю Мауас, пройдитесь по рю Лекурб (Rue Lecourbe), заглядывая по пути в действующие церкви – например, в уже упомянутое Трехсвятительское подворье (Cathédrale des Trois-Saints-Docteurs) на рю Петель (rue Pétel), 5. Первая община объединилась в 1931 году и арендовала под храм подземный гараж, а когда прежнее здание разрушили в конце 1950-хи на его месте возвели новое, церковь заняла первый этаж – с условием, что снаружи ничто не будет выдавать культовое назначение помещения. Поэтому узнать вход в храм можно только по кресту над притолокой. Церковь Святого Серафима Саровского и Покрова Божией Матери (Église de Saint-Séraphin-de-Sarov et de la Protection-de-la-Mère-de-Dieu) тоже недавней конструкции – современное здание было построено в 1974 году, однако древесный ствол в центре храма напоминает о предыдущем храме, 1933 года. Вокруг легендарного дерева церковь возвели по инициативе членов Общества галлиполийцев (офицеров Армии генерала Врангеля), которое одно время находилось по соседству – во дворе дома на рю Мадмуазель (Rue Mademoiselle), 81. Храм Святого Серафима прячется во дворе дома 91 на рю Лекурб, зато имеет голубые купола и окружен березками.
Если продолжить идти по рю Лекурб на северо-восток, в какой-то момент перейти на параллельную ей рю Вожирар (Rue de Vaugirard) (самую длинную, кажется, улицу Парижа) и шагать в том же направлении, по правую сторону покажется Монпарнас (Montparnasse).
Бульвар Монпарнас
Монпарнас – это пространство, в котором русский findesiècle встречается с европейским модернизмом в лице, например, Джеймса Джойса и Генри Миллера.
Встречается, надо сказать, чаще физически, чем интеллектуально, но от этого значимость места не теряет своей плотности. Знаменитостями были, конечно, эти самые модернисты, то есть скорее Владислав Ходасевич, сидя в кафе, узнавал проходящего мимо Миллера, а не наоборот.
Здесь жили и имели мастерские русские художники. Например, Мария Васильева – на авеню дю-Мэн (Avenue du Maine), 21 (в здании современного Музея Монпарнаса), или чуть менее известная Елизавета Кругликова – на рю Буасоннад (Rue Boissonade), 17.
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Последний раз редактировалось Вячеслав Серёгин, 02.08.2013 в 22:58.
...И с каждым днём нам всё трудней представить -
Покой и волю, клятвы на крови -
Зов глухариных свадеб ,соль земли,
Знобящий дух полей и хляби наледь...
О, как горька ,твоя отрада, память!..
Иные здесь... И мы теперь - иные.
Мон шэр ами ...От них мы недалече.
Знобит чужбина. Было б сердцу легче ,
Коль слёз застывших копи соляные
Могли бы растопить слова и встречи...
Так позабытые в окне ...рыдают свечи!..
Вячеслав, я позволил себе поступок - внести в тему развитую Вами свой вклад -в виде процитированного мной выше отрывка из моей поэмы о Белой Гвардии.Нам с Вами не впервой делиться друг с другом мыслями написанными кровью сердца и силой духа...
